— Что? — поинтересовалась она.
— Жареного цыпленка. Только на Юге умеют по-настоящему готовить жареных цыплят.
— О, тогда вам нужно поехать в Алабаму. Думаю, там живут главные в мире специалисты по жарке цыплят.
Он смотрел на ее губы, пока она говорила, потом взглянул ей прямо в глаза.
— Я приеду.
Это было обещание, и вновь в груди у Кэти екнуло.
— На чем остановились вы? — спросил он, когда официант, державший наготове блокнот и карандаш, приготовился записывать их заказ.
— Форель. Отварную, пожалуйста. И к ней несколько ломтиков лимона, — сказала Кэти официанту.
Тот отошел, и Эрик снова наклонился к ней.
— Хотите еще «шприцер»?
— Нет, спасибо. Но вы можете заказать себе еще выпить, если хотите.
— Нет, на сегодня достаточно. — Он взял ее за руку, обхватил своими длинными пальцами ее запястье и впился страстным поцелуем в то место, где пульсировала синяя жилка. — «Ми-цуко». Вы всегда так хорошо пахнете? — Он прошептал это, почти не отрывая губ от ее руки, а его большой палец слегка массировал ее ладонь. Вопрос был риторическим и ответа не требовал, поэтому она промолчала. — Расскажите мне о себе, Кэтлин.
— Что вы хотите узнать?
— Все. Тяжело вам пришлось после гибели родителей?
Не отдавая себе в этом отчета, она положила другую руку на его пальцы, поглаживавшие ее ладонь. Потом долго смотрела на сплетенные руки, прежде чем начала рассказывать.
— Я тоже хотела умереть. Я ужасно разозлилась. Как мог Бог так поступить со мной? Я всегда была послушной, хорошо училась, ничего не оставляла на тарелке. Ну, вы знаете, что означает в детском понимании «вести себя примерно». — Кэти вздохнула. — Я в тот вечер была с друзьями, потому что у меня только что кончилась простуда и мама не разрешила мне поехать с ними кататься на лодке. Я ничего не знала, пока утром мама моей подружки не услышала сообщение по радио.
Кэтлин закрыла глаза. Она вновь почувствовала боль, которую испытала в тот день.
— Мне почти двадцать шесть лет. Я прожила с мамой и папой половину этой жизни, и они все еще остаются частью меня самой, — тихо продолжила она. — Воспоминания о них сохранились в моей памяти ярче, чем те события, что произошли после их смерти.
— Вас отдали в приют.
— Да, — криво улыбнувшись, подтвердила она. — Помню, я ужасно рассердилась на друзей моих родителей, которые говорили, что очень за меня беспокоятся, но не предложили мне жить у них. Они были очень добрыми. Теперь я это прекрасно понимаю. А тогда я страшно горевала, что моя жизнь полетела к черту. Я возненавидела весь мир.
— Думаю, у вас были для этого основания. — Он быстро поцеловал ее руку и спросил: — А в какой школе вы учились?