— А вот и господа албанцы. — Матиш плотоядно улыбнулся и положил руку на заряженный пистоль, заткнутый за кушак.
«Но это же те самые итальянцы! — сообразил Ульбрехт. — Я, помнится, под Линцем упился с ними в хлам!.. Выставили меня полным идиотом!.. Если бы их не было так много... Или хотя бы напасть на них из засады! Какая глупость — встретить их так, лицом к лицу... Впрочем, если Матиш рискнет напасть на них, то придется его поддержать. Господь нас не оставит... Только бы рука не дрогнула и пистоль не дал бы осечку!»
«Ударить первыми — вот единственный способ спастись сейчас, — думал Ходжа. — Ведь они не остановятся. Бешеные псы инквизиции — они так и будут гоняться за нами, пока мы их не пристрелим. О Алла! Зачем Ахмет влез во всю эту историю? Неужели во всем мире Всевышний не нашел никого другого, чтобы распутать этот сумасшедший клубок?.. Что же Ахмет медлит? Они же перестреляют нас не задумываясь, лишь бы угодить своим господам — католическим святошам!»
«Кто раньше успеет выдернуть пистоль?.. — пронеслось в голове у Милоша. — Ох, лучше пистоль. Тут у меня есть еще шансы. А на саблях этот тощий и их офицер — звери лютые. Как резали в пух и прах они на перевале мятежных крестьян!.. Может, это и Цебеша они?.. И лошадей точно они увели... Да что ж Матиш тянет! Скорей бы все кончить...»
— Давно вас не видел, пан Матиш, — ощерился Саллах. — Жаль, не хватило у меня духу добить вас тогда, кинжалом. Вот Шайтан и свел снова наши тропки... — а про себя подумал: «Уж воистину, Шайтан. Два раза убить мог: тогда и в Маутендорфе, во время заварушки... Неужели все снова? Ведь ЕЕ тело уже бездыханным лежит на песке. Тогда пожалел их... За что же теперь буду стрелять? Ладно... Если у этих собак одна только месть на уме, придется стрелять. Не погибать же теперь тут из-за своей доброты... Брызнут их мозги по камням, так же как у Коротышки Дюпена. Пусть только начнут... Пусть только посмеют...»
«Убили Хорвата. Цебеша тоже. Девчонку эту... — размышлял тем временем Матиш. — Наконец-то я добрался до них!.. Стефан Карадич напал бы не задумываясь. А мы мнемся, сомневаемся, давая им фору первыми вынуть пистоли и пальнуть в нас. Ад стоял за спиной у Хорвата. Адский огонь жег нам пятки. А сейчас? Какое, к чертям, благородство? Этот тощий албанец не убил меня тогда, так пристрелит теперь... Спас мне жизнь... И я не смог стрельнуть ему в спину... Ну нет, пусть только посмеют, пусть только дернутся — никакое сопливое благородство не помешает мне спасать себя и своих товарищей, если они первыми на нас нападут...»