— Филлипс, — представилась она, вновь присев в неловком книксене. — Дилис Филлипс, ваше сиятельство. Но ведь уже были и другие пожары, как сегодня. Следующими загорятся заставы.
— Я поживу немного в Тегфане, миссис Филлипс, — сообщил он. — И лично прослежу, чтобы вам не угрожали. Вы будете в безопасности. Даю слово.
— Господи, какой вы добрый, — сказала она, — и надо же, что вы и есть хозяин Тегфана. Но я все равно дубинку не выброшу.
Она весело рассмеялась и пошла на дорогу, чтобы отпереть и открыть ворота. Граф Уиверн подумал, что она слишком стара и слаба для такой работы. Но наверное, с делом справляется, хотя не годится старой женщине жить одной. Впрочем, какой у нее выбор? Работный дом?
Он проехал вперед и протянул монету, но старуха отступила назад, покачав головой.
— Господа проезжают бесплатно, — сказала она. — Доброй вам ночи, ваше сиятельство, и смотрите, куда ступает конь. Дорога плоха, а время темное.
Он не убрал руку, хотя знал, что землевладельцы, которым по карману пошлины, часто ездят бесплатно, тогда как бедняки вынуждены отдавать последние крохи или никуда не ездить.
— Возьми, — сказал он. — Я поднял тебя с постели и напугал таким поздним приездом.
Она взяла монету и еще раз почтительно присела.
Он поехал дальше, слыша, как за спиной закрываются ворота. Интересно, заметила ли миссис Филлипс, что весь разговор шел на валлийском. Его дед ни слова не произнес на этом языке. И он сам последние шестнадцать лет не говорил на нем, если не считать нескольких раз в течение первых лет после отъезда в Англию, когда он шептал что-то по-валлийски, оставаясь один в комнате.
Наедине со своей душой.
В деревне Глиндери были две церкви, одна красивая, с высоким шпилем, изящными готическими пропорциями, другая — приземистая, массивная, с виду не такая привлекательная. Первая была англиканская, вторая — нонконформистская.
Первую посещали только горстка людей из деревни и близлежащих ферм, а также несколько слуг из сорока, что служили в хозяйском доме, в Тегфане, хотя церковную десятину платили все без исключения — причем деньгами, а не продуктами, с тех пор как несколько лет назад был принят новый закон, который лег на плечи людей тяжелым бременем. Но самое скверное, что деньги от этого побора шли не церкви, а человеку, который владел приходом.
И церковная десятина, и рента — все шло владельцу Тегфана и Глиндери, хозяину ферм и земель, за пределами которых большинство жителей поместья никогда не бывали, графу Уиверну.
Почти все деревенские жители и обитатели ферм на много миль вокруг ходили в маленькую часовню. Она была не только духовным центром общины, но и местом собраний, на которых часто звучали музыка и песни, столь важные для валлийской души. Проповеди его преподобия Майриопа Ллуида всегда были по крайней мере в два раза длиннее проповедей англиканского священника. Проповеди в часовне отличались неизменной зажигательностью, они оказывали почти гипнотическое воздействие на прихожан, которые могли слушать своего пастыря, говори он в два раза дольше. Тот факт, что англиканская служба заканчивалась в течение часа, тогда как служба в часовне часто затягивалась на два, не служил поводом для прихожан сменить веру.