Она жила в страхе день и ночь, и презирала себя, и держалась с таким невозмутимым спокойствием и отрешенностью, что даже бабушка заметила и спросила, не больна ли она.
Через несколько дней страх утих. Но вместо него пришла ненависть, еще более сильная, чем прежде. Она не могла вынести мысли о том, чтобы вновь увидеть его. Она не могла вынести мысли о том, чтобы увидеть его живым, красивым и… да, невероятно привлекательным, тогда как Юрвин давным-давно в могиле. Хотя нет, даже не в могиле. У нее не было утешения, которое получают вдовы, когда ходят на могилы мужей. Останки Юрвина покоились где-то на дне океана. Она не могла вынести мысли о том, чтобы увидеть графа Уиверна и вспомнить, как ее потянуло к нему в тот вечер, когда он проводил ее домой и поцеловал ее ладони.
Она даже пропустила службу в часовне в первое воскресенье, уговорив свою свекровь пойти вместо нее. Кому-то нужно было остаться дома с бабушкой — это был удобный предлог. Через две недели она все-таки пошла на утреннюю проповедь, съежившись от внутреннего страха. Он не появился. И она пошла на репетицию хора в следующий четверг. Ей казалось маловероятным, что она встретит его на полпути из Тайгуина к часовне. До нее дошли слухи, будто он приказал разрушить запруду на своей территории. Из упрямства она не хотела в это верить. Или не хотела верить, что такой поступок имеет отношение к ней или Юрвину. Она не хотела, чтобы он проявлял к ней доброту. Тем более с опозданием в два года. Юрвина все равно не вернуть.
Пение действовало как бальзам на душу. Она всегда это знала и сейчас вновь убедилась. Даже если она пела сама себе, выполняя будничную работу, ей становилось легче. Но пение рядом с другими людьми, многоголосие, в котором был и ее голос, чудесным образом успокаивало, словно купание в реке в жаркий день. Даже еще лучше. Она затянула репетицию, повторив больше гимнов, чем нужно было для предстоящей службы в воскресенье.
Никто не возражал.
Но, когда она подала знак, что репетиция окончена, Алед вскочил с места и поднял обе руки, призывая к тишине.
— Мне нужно сообщить что-то важное, — сказал он. Марджед заметила, что он бледен и держится решительно. — Те из вас, кто не хочет слушать, могут уйти. Мы никого не собираемся заставлять, как происходит в других местах.
Сердце Марджед замерло, а потом сильно застучало. Значит, началось. Она поняла по голосу Аледа, что он не собирается, как обычно, призывать к терпению. Она не сводила с него напряженного взгляда, пока несколько человек покидали классную комнату, среди них была и Сирис, которая поспешила уйти, уставившись в пол.