— Как думаешь, начальник? Какой симпатяга, а не можешь дотумкать! Конечно, не на прогулку сюда собралась!
— Значит, поворовываешь? Дэвон кивнула:
— У меня семья голодает. Такой богач может поделиться парой монет — от него не убудет.
Хантер продолжал разглядывать Дэвон. Его удивление не проходило. Судя по разговору, она была с самого дна, но что-то тут не стыковалось: кожа, волосы, надменное выражение лица — говорили о другом.
— Ну что ж, тогда мне только остается сдать тебя в полицию — и загремишь в Ньюгейт.
— Будь лапкой, отпусти! — Она с бьющимся сердцем ожидала его реакции.
Загадочная улыбка тронула губы Хантера; но глаза остались прежними — сама суровость. И руки ей не освободил.
— Значит, думаешь, я тебя должен отпустить?
Дэвон быстро кивнула головой:
— Я же ничего не украла, начальник.
— Ну ты и дрянь! Влезаешь в чужой дом, чтобы тут поживиться, а когда тебя прищучили — говоришь, что ничего плохого не сделала. Просто не успела!
— Ну правда, отпусти…
Хантер покрутил головой: ну и нахалка!
— Может, тебе еще денег дать на мелкие расходы?
— Было бы неплохо, начальник. Моя семья уж месяц, как голодает. Мой бедный па в прошлом году дал дуба, ма — ослепла с горя, а еще шесть сестер, и все на мне, — думая, чем бы еще вызвать жалость мужчины, она тихо добавила: — И они — калеки.
— Все шесть? — деловито спросил Хантер, пытаясь справиться с невольной улыбкой: да уж, могла бы что-нибудь и поправдоподобнее придумать. Тем не менее фантазии ее можно позавидовать. К тому же интересный метод она придумала: эмоциональный шантаж. Что-то с таким он еще не встречался. Забавно.
— Да, они все калеки и наверняка умрут, если я окажусь в тюряге. Они все на мне. Без меня — кто же даст им хлебушка?
— Твоя слепая мать и сестры-калеки вполне смогут обойтись без тебя. Они нищенством заработают больше, чем ты — воровством. Кто же откажется подать такой семейке? Надо же — шесть калек, да еще и слепая мамаша! Душераздирающее зрелище!
— Значит, отпустишь, начальник?
— Я этого не сказал, — Хантер одарил ее сладкой улыбочкой. — Я просто сказал, что зрелище будет душераздирающее.
Услышав издевку в его голосе, Дэвон вся сжалась. Он с ней играет как кошка с мышкой. И не собирается отпускать. Румянец ярости окрасил ее щеки, она повернула голову набок, изо всех сил стараясь сдержать свой темперамент. Невидящим взглядом она уставилась на рельефное изображение в подголовье кровати: двое любовников в куще деревьев, над ними в облаке — купидон.
— Что, не отпустишь? — процедила Дэвон сквозь стиснутые зубы.
— Не отпущу, если не скажешь всю правду. Меня не надуешь, дорогуша. Ты можешь напридумывать еще кучу больных и калечных родственников, но это тебе не поможет.