— Ты не предупредил меня звонком, — проговорила она сонным голосом под руками Жан-Поля, с головы, увенчанной чалмой, до ног облаченного в белое и трудившегося над правым бедром Габриэллы. — М-м-м. Это чудесно, — прошептала она.
— Я не мог.
— Правда? И почему же? Тебя снова терзала эта ведьма Эллисон?
Моллисон вспыхнул.
— Я тут кое-кого привел, — сказал он. — Тебе нужно с ними поговорить, Габби. Извини.
Голова с гривой волос цвета спелой пшеницы медленно повернулась. Взгляд голубых глаз, окаймленных густыми темными ресницами, переместился с Моллисона на Хейверс и Линли и задержался на последнем.
— И кто же эти «кое-кто», которых ты привел? — спросила она.
— Они нашли машину Кена, Габби, — сказал Мол-лисон. — Искали тебя и уже прочесали Мейфер. Для нас обоих будет лучше…
— Ты хочешь сказать, будет лучше для тебя. — Габриэлла Пэттен не отрывала глаз от Линли. Она подняла ногу и покрутила ступней. Возможно, расценив это как указание, Жан-Поль схватил ее ногу и принялся массировать — начав от пальцев и продвигаясь к своду стопы. — Прекрасно, — промурлыкала она. — Ты превратил меня в топленое масло, Жан-Поль.
Деловитая ладонь массажиста двинулась вверх по ноге — от лодыжки до бедра.
—Vous avez tort7, — резко выразил он свое несогласие. — Вот здесь, мадам Пэттен. Это место вдруг напряглось. Как камень. Сильнее, чем раньше, напряглось. Гораздо сильнее. И здесь, и здесь. — Он неодобрительно прищелкнул языком.
Линли почувствовал, как его губы расползаются в улыбке, которую он изо всех сил постарался сдержать. Жан-Поль оказался эффективнее детектора лжи.
Внезапно Габриэлла стряхнула с себя руки массажиста и сказала:
— Думаю, на сегодня хватит.
Она села, свесив ноги со стола. Простыня упала до талии. Жан-Поль поспешно накинул на плечи Габриэлле большое белоснежное полотенце. Она не спеша задрапировалась в него, как в саронг, и пока Жан-Поль складывал массажный стол и двигал на место мягкую мебель, Габриэлла подошла к сервировочному столику, стоявшему в двух шагах от посетителей. На нем в тяжелой стеклянной вазе лежали всевозможные фрукты. Она выбрала апельсин и вонзила в его кожуру наманикюренные ногти. В воздухе разлился характерный аромат. Габриэлла принялась чистить апельсин, вполголоса бросив Моллисону:
— Спасибо, Иуда.
— Не надо, Габби. Ну что я мог сделать? — простонал Моллисон.
— Не знаю. Почему не спросил своего личного адвоката? Уверена, она была бы счастлива тебе помочь.
— Ты не можешь оставаться здесь вечно.
— Я и не собираюсь.
— Им нужно с тобой поговорить. Нужно узнать, что случилось. Им надо докопаться до истины.