— Прекрати, черт тебя возьми! — прорычал он.
Его рука сжала ее талию, угрожая сломать ребра. Ей стало трудно дышать. Она чувствовала, как он силен, ощущала мощь его мускулов. Она ловила ртом воздух, стараясь перевести дыхание, понимая, что он может без труда сломать ее, как тонкую веточку.
Она отказалась от сопротивления. Голова ее поникла. Она издала какой-то сдавленный жалобный писк, ненавидя себя за то, что не может унять дрожь в теле, и сознавая, что он видит ее страх. Если ей суждено умереть, то пусть уж смерть будет мгновенной: кинжал в сердце — и конец.
Но похоже, на это нечего рассчитывать.
Она почувствовала, как ее оторвали от холодного каменного пола, и с удивлением обнаружила, что сидит на скамье возле стола.
— А теперь делай то, что я прикажу.
Она неожиданно вспомнила, что однажды с ней уже такое случалось: ее уже вытаскивали из постели среди ночи. Неужели и на этот раз все закончится тем же? Прошу тебя, Господи, только не это! Ей не пережить такое во второй раз.
Она медленно подняла голову.
— Если ты собираешься… если ты хочешь… — Видит Бог, она даже слов этих не могла произнести!
Но в этом не было необходимости.
— Надругаться над тобой?
Ее бросило в жар от смущения.
— Да, — прошептала она. Он расхохотался.
— Полагаю, этого не произойдет, Мередит Монро. Если бы мне была нужна женщина, то, будь уверена, я выбрал бы не тебя. По правде говоря, я с трудом выношу даже твое присутствие.
Подобные заверения едва ли могли ее успокоить. Он щелкнул пальцами, и один из его помощников подошел к ним, держа наготове пергамент, перо и чернила.
— Ты напишешь записку матушке Гвен, в которой укажешь, что, увы, не можешь посвятить свою жизнь Господу Богу и вообще не можешь продолжать жить, потому что стыдишься того, что столь некрепка в вере.
Мередит похолодела. Господи, он заставит ее лишить себя жизни.
— Нет. Я не стану этого делать. Лишить себя жизни — это смертный грех!
Темноволосый незнакомец положил руку на рукоять кинжала.
Она покачала головой.
— Я не умею писать, — в отчаянии солгала она.
— Лжешь. Ты вела бухгалтерию для настоятельницы монастыря.
Откуда он узнал об этом? Кто он такой и почему знает о ней все? Она постаралась взглянуть на него сердито, но тут же поняла, как жалко выглядит, и, смутившись, опустила глаза.
Еще никогда в жизни Мередит не презирала себя так, как в этот момент. Она взяла в руку перо и, глядя на пергамент глазами, полными слез, написала:
Матушка Гвен и мои дражайшие сестры во Христе!
Как ни больно мне признаться в этом, но у меня нет выбора. Я не могу больше оставаться слугой Божьей. Мне очень стыдно, что я так некрепка в вере. Поэтому я должна положить всему конец. Простите меня, сестры, за то, что я должна сделать, и помолитесь за мою грешную душу, чтобы не лежало на ней вечное проклятие.