Дома, естественно, у меня тоже появились чертежи и модели. Я отдавал им все свободное время, и комната пропиталась особенным запахом клея и красок...
Потом начинались тренировки с моделями, нужно было испытывать, доводить их. Это было тоже увлекательное дело. Самолет летает по кругу около двадцати метров в диаметре. Спортсмен стоит в центре и через тонкие проволоки-корды управляет моделью. Мое сердце от радости готово было выскочить из груди, когда стремительный ревущий самолетик послушно менял высоту, выписывал разные фигуры!
Не обходилось и без смешных происшествий. Если модель оказывалась неисправной, ее останавливали при помощи обычной шапки, которую кто-нибудь ловко бросал на пропеллер. Мотор глох, и машина с минимальными поломками приземлялась.
И вот однажды моего дружка Юру Архипова попросили остановить модель. Он снял свою шапку, стал прицеливаться, но в последний момент испугался низко летящего самолетика, отвернулся, нагнулся, и модель угодила ему точнехонько в мягкое место. Конечно, ничего, кроме легких ушибов, он не получил, а мы так и покатились по траве стадиона, смеялись до слез.
Без шуток не проходило ни дня. Неизменным успехом пользовалась такая: тайком намазывался клеем чей-нибудь стул. А когда увлекшийся работой мальчишка садился, а потом не мог встать, наш подвальчик сотрясался от дружного хохота. Но никто никогда не обижался. Настолько дружелюбная была атмосфера, настолько мы были сплочены, что не было ни склок, ни злости.
Я бы еще долго занимался авиамодельным спортом, все мне в клубе нравилось, но неожиданно, не знаю, по какой причине, его закрыли. Помню, что нам, мальчишкам, было очень обидно и горько, когда наш подвал оказался на замке. Заниматься моделизмом на дому, без преемственности знаний, без базы, без специальных материалов, которые с огромными сложностями добывались в разных местах, было, к сожалению, невозможно. Конечно, мы по инерции продолжали мастерить самолеты и планеры. Но это уже не было спортом – с соревнованиями, разрядами, дружной командной работой, а перешло в разряд хобби.
Путь в летчики мне был заказан из-за зрения, и я в конце концов оставил авиамоделизм. Но все, что ни делается, – к лучшему. Я открыл для себя восхитительный мир гребли на байдарках, наполненный солнцем, ветром, водяными брызгами, мир крепких мускулов, железной воли и волнующих побед.
Зачем я пошел в гребцы? Объясню этот шаг с высоты сегодняшнего понимания. В школе я был изгоем, потому что не вписывался в педагогические рамки, гвоздем, который торчит из доски и всем мешает. Молот образовательной системы то и дело обрушивался на меня. Добрым словом могу вспомнить только учителя истории. Это был удивительно добрый и теплый человек, единственный за все школьное время, кто хорошо ко мне относился, поощрял меня, хвалил.