Сапоги же, широкие в отличие от панталонов, повторяли очертания ноги, которую природа в своей материнской прозорливости создала, видимо, такой, чтобы она могла поддерживать своего владельца в равновесии среди самых неожиданных всплесков разбушевавшегося океана.
Его красное лицо выделялось на фоне белого галстука, повязанного под широким воротничком, напоминая букет маков в белой обертке.
Косынка в красную и зеленую клетку, повязанная вокруг шеи морским узлом, и черная фетровая шляпа с широкими полями и длинным ворсом дополняли его костюм.
Прибавим, что он держал в руке огромную трость, приобретенную им, несомненно, в восточной или западной Индии, где растет удивительный тростник. Очевидно, в память о какомто событии, с которым была связана и эта трость, моряк приказал приделать к ней золотой набалдашник, пропорциональный ее гигантским размерам.
Что могло привлечь на распродажу картин этого необыкновенного господина?
Если бы Петрус был художником-маринистом, посещение какого-нибудь богатого моряка в отставке, желающего иметь коллекцию марин, не вызвало бы удивления.
Но моряк в мастерской исторического, даже, скорее, жанрового художника не мог не вызвать удивления у истинных любителей.
Вот почему появление моряка в мастерской привлекло к себе внимание присутствовавших, до тех пор занятых исключительно картинами.
Он же не смущаясь остановился посреди лестницы, бросил вокруг испытующий взгляд, вынул из кармана чехол, из чехла – очки с золотыми дужками, водрузил их на нос и пошел прямиком к картине Шардена, привлекшего, казалось, его особое внимание, как только он ее заметил.
На картине была изображена хозяйка, чистившая овощи, которые она сейчас опустит в котелок.
Огонь, котелок, овощи были написаны так правдоподобно, что моряк при виде котелка, крышка которого лежала на печи, громко воскликнул, поднеся нос к полотну и шумно вдохнув воздух:
– Гм! Гм!
Он прищелкнул языком и продолжал:
– Бульон так и просится в рот.
Потом поднял левую руку и восхищенно произнес:
– Превосходно! Просто прекрасно!
Говорил он все так же громко, словно находился в мастерской один.
Несколько посетителей, разделявшие мнение вновь прибывшего о полотне Шардена, подошли поближе, а те, кто думали иначе, напротив, отдалились.
После долгого и тщательного осмотра картины, во время которого моряк то поднимал, то опускал очки, он наконец отошел с видимым сожалением и, заметив одну из первых марин Гудена, произнес:
– Ну и ну! Вода как настоящая! Подойдем поближе!
Он в самом деле приблизился к картине, почти касаясь носом полотна.