— Что делать. А необходимо, чтобы я постепенно приготовил мою маленькую месть. Они все теперь в моих руках.
И баронет счел по пальцам.
— Во-первых, Арман — хозяину честь.
— Вы знаете, — заметил Рокамболь, — что у меня для него приготовлен ловкий удар ножа.
— Погоди еще. Черт побери, как ты торопишься! Жанна еще не любит меня, а нужно, чтобы она полюбила. Да и ребенок наследовал бы ему.
И адская улыбка, которая появилась в это время на губах баронета, оледенила душу Армана де Кергаца.
— За ним, — продолжал сэр Вильямс, — следует mademoiselle Баккара. О, эта, в тот день, когда она будет в моих руках, горько пожалеет, что ушла от доктора Бланш.
— Однако она очень мила, — заметил Рокамболь, — но она дурно окончила. Если бы она вела себя как следует, ей предстояло бы прелестное будущее. Женщина, подобная ей и в ваших руках, дядюшка, проложила бы себе славную дорогу.
— В моих руках есть одна особа, подобная ей.
— Ого! Увижу я ее?
— Я тебя познакомлю с ней, если ты будешь умен, — возразил баронет отеческим тоном, как бы обещая своему сыну какую-нибудь игрушку.
— Честное слово, дядюшка! — вскричал Рокамболь, растроганный до глубины души подобным вниманием к его особе, — если бы чувствительность была сродни мужчинам, то я бы расцеловал ваши руки. Вы просто сливки всех дядюшек.
— Ладно, — ответил, улыбаясь, сэр Вильямс. — Но все-таки давай продолжать наш счет: после Баккара я, конечно, не позабуду нашего друга Фернана Роше. Этот господин не желал побывать невинным на галерах, так его пошлют туда за преступление. Он очень богат, чтобы украсть, ну так мы сделаем из него убийцу. Ты знаешь, любовь очень полезная вещь.
— A mademoiselle Эрмина? — полюбопытствовал Рокамболь.
— Мой милый, — проговорил баронет с убийственным спокойствием, — если мне отказывает женщина, которую я хотел сделать своей, то я сумею раздавить эту женщину так, чтобы она погрязла и потопила с собой в своем позоре свое счастье, спокойствие, дорогое имя.
— Трое, — сосчитал Рокамболь.
— Затем, — продолжал баронет, — мы, конечно, устроим что-нибудь и для этого честного Леона Роллана — мерзавца, из-за которого у меня убили Коляра.
— А Вишня? — спросил еще раз негодяй.
— Между нами говоря, — ответил ему сэр Вильямс, — я не хочу делать вреда Вишне. Только эта старая каналья Бопрео, к которому я еще питаю маленькую слабость, влюблен в нее, как и в первые дни их встречи, и я…
— Все ли это?
— Да… Кажется…
— Но Жанна?
— О, эта, — сказал сэр Вильямс, — я ее ненавижу, но я любил ее. — Это слово в устах ужасного начальника клуба червонных валетов было равносильно смертному приговору для графа Армана де Кергаца.