— Но одно только… его имя?
— Какое имя?
— Имя этого человека?
— Теперь еще рано.
— Хорошо, — проговорил холодно маркиз, — я буду ждать до назначенного дня, и когда настанет этот день, если ты сказала правду, — я убью ее, если же ты солгала, то умрешь ты.
— Я не умру, — сказала она. — А ты будешь любить меня?
— Буду.
— А буду ли я твоей женой?
— Клянусь прахом наших отцов.
— Хорошо, Ван-Гоп, — сказала она. — Теперь до свиданья. Через семь дней мы увидимся.
И при этом она подняла упавший кинжал и подала его маркизу.
— Возьми, — добавила она, — и из любви ко мне убей ее этой игрушкой. Он был сделан для неё.
Жестокая, зверская улыбка мелькнула при этом на лице индианки.
— Прощай и уходи!
Она отворила дверь, противоположную той, через которую он вошел, и пихнула его в коридор, где его схватил за руку какой-то человек.
— Прощай! — крикнула еще раз Дай Натха. Маркиза повели по темному коридору и по узенькой лестнице, и, наконец, он очутился во дворе, откуда маркиз пошел, шатаясь как пьяный, как человек, перед которым исчезло и прошедшее, и будущее.
Дай Натха возвратилась в залу к виконту Камбольху. Рокамболь во время своего жительства в Нью-Йорке научился говорить по-английски довольно бегло. Индианка села подле него и сказала:
— Он ушел!
— Как кажется, убежденным.
— И ожидающим доказательств.
— Он их будет иметь, — заметил хладнокровно адъютант сэра Вильямса.
— Уверены ли вы?
— Вполне.
— Ведь от этого зависит моя жизнь, — заметила она спокойно.
— От этого зависит выигрыш пяти миллионов.
— Потому что, — добавила она, — если маркиза невиновна, я все-таки умру.
— Как?!
— Во-первых, он убьет меня.
— Но… если бы он не убил вас… вы не приняли яд… я думаю, что тогда?
— Нет, я приму его.
— Зачем?
— Потому что голубой камень, спасающий тех, кто выпил сок манценило, отравляет тех, кто не принимал никакого яда.
— Черт побери! — пробормотал Рокамболь.
— К тому же я решилась умереть, если он не будет любить меня и если мне нельзя будет сделаться его женой…
— Вы будете ей, — ответил решительно Рокамболь. Тогда индианка вынула флакон, из которого была отлита половина жидкости, и выпила остаток до последней капли.
— Теперь, — заметила она хладнокровно, поставив флакон на стол, — меня может возвратить к жизни только его любовь и голубой камень.
— Вы будете жить, — сказал Рокамболь, который глубоко верил в гений сэра Вильямса.
Баккара поместилась в своем прежнем отеле, причем ее первой заботой было отказать людям, служившим у Тюркуазы.
Она оставила только одну горничную, думая, что, как бы ни была хитра Тюркуаза, а, вероятно, она чем-нибудь да выдавала свои тайны и себя, а следовательно, оставя ее, можно будет посредством золота купить у нее эти тайны.