— Женни, — шептал он, — ответьте мне только на один вопрос…
Она молча кивнула головой.
— Вы страдаете?
— Может быть!..
— В таком случае скажите мне, что я должен сделать… и я, не расспрашивая вас ни о чем, сделаю все, что только нужно…
— Вы клянетесь мне в этом?
— Клянусь.
Она радостно вскрикнула и прошептала:
— О, какой ты благородный и добрый, Фернан, я буду любить тебя всю свею жизнь…
Но при этом она опять стала как бы колебаться.
— Ну что же мне делать, говорите скорей? — настаивал Фернан.
— Вот что… мне нужно спасти одного моего родственника, — наконец выговорила она, как бы преодолевая себя…
— Глупенькая! — заметил, засмеявшись, Фернан. — Вам, верно, надо денег?
Она закрыла свое лицо руками и ничего не отвечала. Фернан протянул ей руку.
— Глупенькая! — повторил он. — И ты плачешь из-за таких пустяков? Из-за денег? Говори скорее, сколько тебе надо денег, чтобы спасти твоего родственника?
— Огромную сумму…
— Но какую же?
— Пятьдесят тысяч франков, — простонала она жалобно.
Фернан так и расхохотался.
— Это такие пустяки! — сказал он. — Я дам тебе сейчас записку к своему банкиру…
— Нет, — прошептала она, — мне этого не нужно.
— Тебе не надо пятидесяти тысяч франков?
— Надо…
— Ну, так дай мне перо…
— Вы дали мне клятву не расспрашивать меня?..
— Я еще раз повторяю свою клятву.
— Ну, так слушайте же меня — — мне не надо записки на пятьдесят тысяч франков.
— А что же надо?
— Просто акцептировать на эту сумму векселей…
— Но…
— Я не могу вам больше ничего сказать… не спрашивайте меня, зачем это…
— Ну, где же твои векселя?
— Я сейчас принесу их… подождите меня здесь несколько минут, — сказала она и проворно выбежала из комнаты.
Она улыбнулась ему при этом так, что он потерял и последние остатки своего благоразумия.
Гостиная уже не была освещена так, как перед обедом, и только топившийся камин слабо освещал окружавшие предметы. Около камина сидел человек, закутанный в широкий плащ, в котором при полусвете, царствовавшем вокруг него, с трудом можно бы было узнать сэра Вильямса.
Тюркуаза положила ему на плечо руку, наклонилась к нему и шепнула:
— Дайте векселя, он теперь готов на все. Негодяй открыл свой бумажник и подал ей пять гербовых бумажек.
— Вот, — сказал он, — когда будут подписаны, ты принесешь мне их обратно.
— Хорошо… а потом?
— Черт возьми! Потом ты воротишься к нему, чтобы разыграть и остальную часть этой комедии.
— Скажите лучше, трагедии, — прошептала Тюркуаза дрожащим голосом.
— Ну, ну, — пробормотал подлый Андреа, — а ведь, право, будет очень интересно посмотреть на драку этих людей, которые будут резаться на ножах… Леон — Геркулес, и если только де Камбольх дал ему надлежащий урок, то он в десять минут убьет Фернана.