Рокамболь улыбнулся и опустился в кресло.
— А, — заметил Шерубен, — вам, вероятно, нужно поговорить о чем-нибудь?
— — Да, мой милый.
— Серьезно?
— Даже очень… но это дело всего десяти минут… а потом, если вы желаете, мы проедем в Булонский лес.
— Ион! — крикнул Шерубен. — Оседлай мне лошадь! Грум мгновенно исчез, чтобы исполнить приказание своего господина.
Шерубен сел напротив своего посетителя.
— Я вас слушаю, — сказал он.
— Мой милый, — начал виконт, — вы возьмите перо и напишите то, что я вам продиктую.
— Кому?
— Маркизе.
— А!
Шерубен был несколько неуверен в отношении победы над маркизой, которая представлялась ему образцом добродетели.
Он молча подошел к столу и взял перо.
Рокамболь начал диктовать.
«Милостивая государыня! Если бы один из смертных умолял вас ради его жизни и всего того, что только есть для него дорогого в этой жизни, — о том, о чем я вас хочу просить, — вы бы, конечно, не смели отказать ему, так как вы добры, как какой-нибудь ангел».
— Ну, это довольно чувствительное послание, — заметил Шерубен.
Рокамболь не слушал его и продолжал диктовать: «А между тем я весь дрожу, боясь, что вы откажете тому, кто имел смелость писать вам эти строчки.
Но между тем дело идет не о моей жизни или о моем счастье, а о существе слабом, беззащитном — о женщине — может быть, моей матери…»
— Постойте! — вскрикнул Шерубен. — У меня есть, оказывается, мать?
— Кажется, — ответил ему, смеясь, Рокамболь, — пишите.
Шерубен снова взялся за перо.
«Это слабое существо, — продолжал диктовать Рокамболь, — покинуто всеми и останется положительно одно в ту минуту, когда я покину навсегда Европу, — вот почему я вас осмеливаюсь умолять теперь позволить мне видеться с вами завтра в восемь часов вечера у госпожи Маласси. Послезавтра я уезжаю в Гавр, откуда отправлюсь в Индию… Я умоляю вас теперь на коленях исполнить мою просьбу и надеюсь на благородство вашей души».
— Однако это, право, замечательная мелодрама, — вскричал Шерубен, дописав последнюю строчку этого письма.
— Это верно, — согласился с ним Рокамболь, — но она произведет все-таки порядочный эффект.
— Вы предполагаете?
— Я положительно уверен в этом.
— И маркиза приедет?
— Конечно.
— Но… ведь у меня нет матери!..
— Да ее и не нужно.
— Почему?
— Потому что, как только приедет маркиза, вы броситесь перед ней на колени и скажете ей следующее:
— А вот, наконец, и ты, мой дорогой ангел, как я счастлив увидеть тебя опять.
— Маркиза, конечно, не ожидает подобной встречи, а потому будет сильно поражена этим и, вероятно, не станет вам возражать, а вы между тем будете продолжать.