Проводив гостя, Стефен вернулся на кухню и сказал Анне:
— Карэн предупредил меня, что могут быть неприятности в салуне. Я хочу, чтобы ты с Рори весь вечер оставались дома.
— А что за неприятности? — спросила с тревогой Анна.
— Небольшая драка, вот и все. Я сейчас уйду и попытаюсь ее предотвратить.
— Ох, Стефен? Это не Магири, нет?
— Я не собираюсь с ним драться, Нэн. Хочу только поговорить с ним.
Анна сжала руки. Ее щеки порозовели от работы у плиты, и вид был усталый.
— Может быть, я вернусь поздно, так что ждать меня не надо, — добавил Стефен.
Глаза Анны смотрели с беспокойством.
— Не хочу, чтобы тебя покалечили.
— Не покалечат, — Стефен притянул ее к себе и поцеловал. Больше всего на свете он хотел остаться сейчас дома, лечь с Анной в кровать и ласкать друг друга, пока их не охватит желание. Он неохотно отпустил ее, задержав руку у нее на груди.
— Я возьму с собой Дэйви.
— Дэйви! — Анна схватила его за рукав. — От Дэйви тебе никакой пользы. Тебе лучше взять Моуза.
Стефен покачал головой:
— Парни из «Большого Шестого» не любят цветных. А кроме того, — он засмеялся, — я заберу Дэйви из твоей кухни, пока ты его не откормила, как пасторского кабана.
Стефен спустился вниз в салун и поговорил с Моузом и Эметом, попросив их предупредить сержанта на полицейском участке на Весенней улице.
Моуз скрестил руки на груди, ясно показав свое недовольство по поводу того, что его оставили.
— Не вижу повода для беспокойства. Мы можем поднять наших людей и нагрянуть туда, опередив их.
Эмет согласился и добавил:
— От Дэйви Райена там будет столько же прока, сколько от блохи.
— Я драки не ищу, — сказал Стефен. — А теперь постарайтесь не горячиться и, если что случится, не забудьте, что наверху Анна и Рори.
Уже темнело, когда он и Дэйви спустились с Бауэри. Зажглись фонари, толпы людей заполнили тротуары. Они пробирались среди ярко одетых продавщиц и их парней. Народ узнавал Стефена, люди хотели с ним поболтать, но он лишь на ходу быстро обменивался рукопожатием и приветствием, не замедляя шага. Позади него, выпятив грудь, шел Дэйви.
В сравнении с «Эмирэлд Флеймом» «Большой Шестой» салун на Чэсем-стрит был грязной дырой. Стойка бара была сделана из обыкновенной струганной сосны, а полки позади бара были заполнены пыльными бутылками. Зеркал не было, не было и картин в рамках на стенах, а только старые политические плакаты и черные потеки от сажи коптящих керосиновых ламп. Люди сидели на бочонках, споря хриплыми голосами и сплевывая на пол, покрытый опилками. Присутствующие были погрубее, чем клиенты Стефена. Это были в основном мужчины, которые копали землю или таскали весь день тяжести, жили в перенаселенных бараках, где воду нужно было носить из общественных колонок. Одни тяжело вкалывали, чтобы продержать семьи, а другие впадали в неистовство и отчаяние.