А сейчас? Нет, я точно не умерла, если чувствую прикосновения Поля и от его рук в меня словно вливается жизнь… Значит, ощущение вливающейся жизни и есть то самое удовольствие, про которое говорила Жаннет? Ведь то, что хотел сделать со мной омерзительный Гарри, вряд ли можно назвать удовольствием. А вдруг Поль тоже собирается проделать это? Нет, он же не станет при святом! Эта мысль сразу успокоила меня.
И Поль совсем не умер, я же чувствую его руки и дыхание, и меня уже больше не знобит, и мне действительно очень приятны прикосновения его рук, особенно сейчас, когда он перестал растирать меня и просто гладит по плечам, как кошку…
Я хотела поблагодарить его, но решила сначала чуть-чуть поспать, потому что Поль запеленал меня в этот бархат, как младенца, и взял на руки, и мне вдруг стало удивительно уютно и спокойно, и немножко кружилась голова, как в детстве после качелей, когда папа нес меня, совсем маленькую, домой на руках. Зачем я выросла?..
Глава 34,
в которой я открыла глаза
Я открыла глаза, но кроме чернющей тьмы не увидела ничего. Спина и плечи ныли, а кожу слегка пощипывало, особенно там, где я обгорела несколько дней назад. Я попыталась выбраться из-под какого-то накрученного на меня огромного покрывала, но ничего не вышло, потому что у меня словно отнялись ноги. То же самое ощущение, как то, когда я узнала, что мамин самолет упал в океан…
— Тебе лучше? — участливо спросил Поль,
— Поль? Где мы? — с трудом прошептала я.
— Мы сбежали от Гарри. Как хорошо, что ты заговорила!
— Я ничего не вижу.
Луч фонаря осветил странное помещение: фрески на стенах, ни одного окна, только темные провалы коридоров. Мы на полу у подножия какой-то белой статуи рядом с огромным подсвечником, а я завернута в бархатное покрывало с золотой бахромой. Откуда оно взялось? Неужели то самое, которое Поль позаимствовал у святого?
— Не бойся, Клео. Самое страшное позади…
— Я хочу пить.
— Ты можешь встать? Мне не в чем принести воды.
— Вряд ли.
— Ничего, не волнуйся. — Он снова поднял меня на руки и перенес к странному источнику: из огромного глаза на стене тонкой ниточкой струилась вода и скапливалась в полукруглой каменной чаше, а из нее перетекала в чашу, расположенную ниже. — Я готов всегда носить тебя на руках. Главное, ты жива!
Я ухватилась за край чаши, и с каждым глотком мысли мои становились все яснее и совершенно отчетливее — ужас моего положения. Где я? Кто такой этот Поль? Почему он заботится обо мне?
— Почему ты заботишься обо мне? — откровенно спросила я и вдруг радостно поняла, что говорю совсем свободно.