Она забежала за молочный склад и нетвердой от страха походкой подошла к двери, ведущей в какой-то большой сарай, ярко освещенный изнутри. Там, в центре сарая, на соломе лежала женщина в красной юбке и белой блузке… Голова ее была запрокинута, под расстегнутой блузкой, на груди блестели капли пота. Влажными были и волосы, разметавшиеся по соломе… Раскинутые руки, разведенные в сторону ноги, задравшаяся юбка, открывающая взгляду стройные обтянутые белыми чулками бедра…
— Это Люся… — Наталия бросилась к ней и взяла ее за руку. — Игорь, она мертва! Мы опоздали…
Логинов подошел к стоящему здесь же, на соломе, магнитофону, из которого доносилась эта невозмутимая и искрящаяся весельем, несмотря на весь трагизм ситуации, тарантелла. Нажал на клавишу — музыка прекратилась. И наступила жуткая тишина, лишь прерываемая завыванием ветра да шелестящими и какими-то утробными звуками, доносящимися из расположенного в нескольких метрах коровника.
* * *
Все в доме спали, когда Логинов внес в дом Люсю. Наталия несла магнитофон. Ведерникова с Селезневым разбудили. Они были в шоке, когда увидели лежащую на диване в гостиной мертвую Люсю. В ее волосах белели еще не успевшие растаять снежинки.
— Надо срочно выяснить, кому принадлежит этот магнитофон, снять отпечатки пальцев с него и, конечно, с кассеты… Дальше: узнать, где была произведена запись тарантеллы, то есть той музыки, во время которой погибла Люся… А я должна срочно ехать в райцентр, чтобы поговорить с Ванеевым. Вы его уже допрашивали?
— Допрашивали, — сказал Селезнев. — Но он все отрицает. И то, что брал костюмы в прокате и, само собой, что убивал свою собственную жену.
— Так вы устроите мне с ним встречу? По-моему, я имею на это право. — Она смерила презрительным взглядом всех троих мужчин и отвернулась, чтобы они не смогли увидеть ее слез.
— Да, конечно… Если хочешь, мы можем поехать туда прямо сейчас.
Это сказал Селезнев. Наталия, несмотря на волнение, успела заметить, что Толик, этот молчун, про которых еще говорят «себе на уме», последнее время смотрел на нее как-то странно, ловил ее взгляд, словно хотел что-то сказать, но не смел. «Уж не влюбился ли он в меня?» — подумала она с разочарованием. Ее всегда поражала чисто мужская черта думать о сексе в то время, когда надо решать вопросы жизни и смерти. Мужчины менее щепетильны в этом вопросе. Они, как ей казалось, могут разложить женщину и на минном поле под пулями, лишь бы удовлетворить свою страсть. «А чем я лучше?» — сразу же одергивала она себя, вспоминая не очень-то приличные эпизоды из своей жизни.