— Зрастье, — пролепетала Анна, неуклюже поднимаясь с колен. — Я вот тут задремала… Извините…
— Это что еще за явление Христа народу? Тебе куда было велено идти? — накинулся на нее Стас.
— Домой, — с дрожью в голосе ответила она.
— А ты чего тут сидишь?
— Я же говорю, задремала…
— А ну топай домой по бырому, пока я тебя в каталажку не упек…
Аня от страха задрожала, и, бормоча извинения, стала мелкими шажочками продвигаться к выходу.
— И сумку не забудь! — рыкнул Стас, сверкнув глазами, точно Зевс.
Аня послушно вернулась за сумкой, вцепилась в нее, как в спасательный круг, и бочком, бочком, бочком вышла в прихожую. На счастье, тело бабуси уже убрали (на полу остался только меловой трафарет), поэтому Анна беспрепятственно преодолела четырехметровое расстояние до двери, быстро распахнула ее и пулей вылетела на лестничную клетку.
До первого этажа добежала в считанные мгновения, но вместо того, чтобы выйти из подъезда и, как было велено, топать домой, Аня устало опустилась на заплеванную ступеньку, уткнулась лбом в стену и по-щенячьи заскулила. Вообще-то она не была плаксой, но сегодня что-то разнюнилась… Сначала от испуга начала рыдать, потом от растерянности, позже из-за жалости, а вот теперь от обиды… Да, ей было обидно! Но не потому, что на нее накричали и обозвали явлением Христа народу, к этому ей не привыкать, на нее кричали все, кому не лень, горько стало оттого, что ей некуда было идти. Конечно, жилплощадь у нее была и довольно большая (целых двенадцать метров), но комнату в коммуналке, в которой, к слову, она прожила всю жизнь, у нее язык не поворачивался называть домом. И причин этому было множество.
Первая — комнатенка была жутко неуютной, потому что до революции на месте Аниной обители был выход на черную лестницу, но в тридцатых годах лестницу решили забаррикадировать, а узкий длинный коридор с бетонным полом и подслеповатым оконцем у самого потолка сделать комнатой. Вторая — чтобы попасть в свои «покои» приходилось пересекать не только всю квартиру, но и кухню, а это просто ужасно потому, что вместе с тобой в них проникает и пар, и вонь, и гарь, и дым, и ругань злющих соседей. Третья, самая весомая — все то время, что она провела в стенах этой комнатенки Аня была несчастна. Конечно, она и в садике, и в школе, и в библиотеке, и даже в кино не ощущала себя особо счастливой, но дома, дома она просто задыхалась… Ее угнетала и вечная сырость, и непрекращающийся гам, и убогость обстановки, и отсутствие элементарного уюта, и вечные материна любовники, сменяющие один другого, и то, что когда эти любовники появлялись, ей приходилось ночевать в шкафу…