Затолкав сумки под кровать (в шкафу места оказалось не достаточно), Аня вернулась в прихожую. Открыла дверь.
Старуха Голицына, разряженная в свою лучшую шубу — траченную молью норку, вплыла в прихожую, на ее сухом лице блуждала приторно-ласковая улыбка.
— Мне Петр Алексеевич сказал, что ты переехала… Вот я и решила нанести визит вежливости…
— Проходите, — так же фальшиво улыбнулась Аня. — В кухню. Я вас чаем напою.
Старуха царственно кивнула и, приостановившись у зеркала, дабы поправить кокетливо сдвинутую на одно ухо шляпку, прошла в кухню. Аня, понурив голову, поплелась следом.
— Не испить ли нам чаю? — церемонно спросила Лизавета, угнездившись на любимом Анином табурете (том самом, у холодильника). — Я вот шоколадку привезла, чтобы, так сказать, не с пустыми руками…
Аня удивленно воззрилась на вынутую из кармана плитку — она ни разу не видела, чтобы Голицына приехала в гости с гостинцем. Должно быть хитрющая старушенция что-то задумала… Но раздумывать об этом Ане было некогда — нужно было спешно вскипятить воду (раньше начнут чаепитие, раньше закончат). Когда она ставила на плитку промятый по бокам эмалированный чайник, в голове мелькнула мысль, — эх, как бы сейчас «Филипс» пригодился! — которая тут же была изгнана из сознания прочь.
Когда чайник был водружен на плитку, Аня села за стол. Но тут вспомнила, что чай пить не из чего — стаканы она по Стасову совету выкинула, а только что купленные керамические кружки еще лежат в сумке. По этому пришлось извиняться перед старухой, возвращаться в комнату, выуживать из-под кровати котомки, искать в них завернутую в мягкую бумагу посуду, спешно ее протирать и снова возвращаться на кухню.
— Какие миленькие кружки, — промурлыкала Вета, придвигая к себе красную в белый горох посудину. — Конечно, это не то, из чего мы, аристократы, привыкли пить чай… В нашей семье, знаете ли, всегда было принято пользоваться фарфором, даже если мы просто перекусывали… Но сейчас все по другому…
Аня про себя фыркнула, типа, знаем мы, какие вы аристократы, но ничем не выдала своего веселого удивления, напротив, вежливо улыбнулась и кивнула головой.
— Это Линочкины кружки? — не отставала от Ани Лизавета.
— Нет, мои.
— Я так и думала — У Линочки никогда не было такой кричащей… то есть я хотела сказать, яркой посуды… И вообще она любила пить чай из обычных стаканов… Я ее еще за это ругала. Что ты, говорю, как в поезде? Гремишь стекляшками о подстаканники, вульгарно это… — После этой фразы старуха как-то подобралась, сосредоточилась, посерьезнела и вкрадчиво спросила. — У нее алюминиевые подстаканники были, ты их не видела?