После этого я зажмурился сильнее и попытался усилием воли вновь лишиться сознания. Причём какой-то аномально трезвый участок этого самого сознания разродился глубокомысленным комментарием: «Все знают, что как на грудь примешь — двоится в глазах. Все! Однако природу этого явления так никто и не удосужился объяснить… »
— Если у тебя ностальгия, это ещё не значит, что необходимо на корабль падаль всевозможную стаскивать, — сказал голос первого демона.
— Десс, кончай возмущаться. Если Мол попросил, сделай одолжение, оставь парня в покое. И, понимаешь ли, даже закоренелых бандитов и предателей у нас, человеков, спящими и пьяными расчленять как-то не принято, — сказал голос третьего демона. По властным интонациям опознанный мною как голос самого главного.
— Меня лично он не просил ни о чём! — огрызнулся первый.
— Он нас всех попросил, — сказал главный.
— Могу подтвердить, записочку Мол собственноручно писал, — вмешался в разговор какой-то новый, неживой, демонический голос. Похоже, звучал он из ретранслятора.
— Я этого не видел! — сказал первый.
В этот момент раздался уже знакомый мне голос Мола. Но теперь он тоже звучал из ретранслятора:
— Вот именно — ксенолог. Сол, ну одиннадцатый так одиннадцатый. Ты предлагаешь кому-нибудь из нас экстренно выучиться? Бабушке, к примеру, или вот Деструктору. Десс, хочешь быть ксенологом?
— А он и так в некотором смысле ксенолог, — сказал голос демона-китайца.
Я осторожно приподнял веки: вращающаяся в голове центрифуга прекратила движение, зато глаза больно резанул свет.
Затем я приподнял голову и первое, что увидели мои скошенные вниз глаза, была не пёстрая группа, спорящая, по-видимому, о моём ужасном жребии, а записка, неуклюже нацарапанная на рваном куске упаковочного материала и приколотая к моему пиджаку:
«Пожалуйста, прошу никого ЭТО не трогать. Мол».