Письма в Снетин (Ворскла) - страница 25

Твой Андрей.


(Из висящей в зале на стене между фикусами с блестящими листами благодарности)


Выносится капитану милиции Надежде Несторовне Поспевай за проявленные смекалку и мужество при задержании особо опасной преступной группы в количестве семи человек. Вместе с тем, за многолетнюю и добросовестную службу в Диканьском районном управлении внутренних дел ей присваивается звание майора милиции с соответствующим пересмотром оклада и выпиской новых отличительных знаков на погоны.

Подписи начальствующих и поздравления сослуживцев.


(Из телефонного разговора Надежды Несторовны с Ульяной Федоровной)


Ма! Вы слышите меня? Але! Это я, Надя. Надя! Я разузнала, что к чему, и Андрея нашла. Ну, это уж по своим каналам. Да нет, все в порядке, немного простыл. Говорю, простудился. Але! Я говорю, жив, здоров, не переживайте. Нет, даже нисколько не болел. Ага. Вы как себя чувствуете? Как ваша нога? Что? Все передохли? Да вы что! Ну ты посмотри, что делается. Да нет, мои-то в порядке. В конце месяца вам еще завезу. Говорю, еще цыплят завезу и двух гусей в придачу. Да. Виктор Павловича если уговорю. Приедет, должен приехать. Что? Але! Ма! Вы где-то пропали. Да, пускай побудет у меня. Не тревожьтесь, у меня спокойно. Может, оженю его и поселю у себя. А что? Да уж так. Ага. Да. Ага. Але! Але! Не слышно ничего. Але! Ма! Ну все, прервали.


(6-е письмо)


Мой друг, великое и бесповоротное совершается. Я ступаю трепетно и предугадываю будущее в каждом шаге своем; близко, близко, как биение собственного сердца. И сон мой чуток, и бдение тревожно. Косогоры и открытые луга просохли под ветром, но есть бурные потоки, несутся в яры, где осенний скудный тростник, и – наполняют озера. Они, как живые твари, поигрывают мышцами на бегу. Мне так нравятся они, они – сама жизнь, сам дух неукротимый, текучий и живой. Туманы расходятся, и, я сам видел, за ними – новые дали, каких еще не было. Поверь, Виталик, не было. Это для нас они, это для нас! Шепчут окрест люди: завтра в лесах брызнут по земле невероятных размеров лиловым ковром пролески – лесные цветы. Рассказывают, снега и льды лежали долго, но под спудом тогда уже они сочились невидимой жизнью, и неслышно, неприметно готовилось их движение. Теперь свершилось! Мой друг, как жаль, что ты не знаешь, ты не видишь. Южные птицы здесь: пролетают низко, над кровлями кричат. Рано, неимоверно рано они, когда и изморось не забылась железными оградами. Пробиваются в короткой, остриженной ветром траве подснежники. А облака теперь не задерживаются над нами и проносятся к могилам в степи, забирая с собой все краски и все звуки, что заметили у нас. И пахнет рождением мира. Я пишу без толку, без разбора, не сердись, потому что как медиум не ведаю, что творю. Древние духи снова ожили, и я вместе с ними веселюсь и разверзаюсь над вербами у извивов рек, где зелень проламывается из темниц.