— Нормально! Кукс только очень скучает.
— Он обиделся, не будет неделю со мной общаться, я его знаю!
— Слушай, Динка, а кто такая Тося Бах?
— Кто? — ахнула я.
— Звонила какая-то Тося Бах. Из Москвы.
— Господи, невероятно! Это моя одноклассница… Но как она узнала мой телефон?
— Вероятно, у твоего отца?
— Исключено. Отец не знает ни адреса, ни телефона. Мы последний раз общались лет десять назад, и я тогда еще жила в Амстердаме. А что она хотела?
— Понятия не имею, спросила только, я муж или не муж. Еще спросила, где ты?
— И ты, конечно, не отказал себе в удовольствии сообщить, что я в тюрьме? — засмеялась я.
— Как ты хорошо меня знаешь! Разумеется, я сказал чистую правду!
— А она что?
— Сперва глухо замолчала, потом решила, что я шучу, а потом я сжалился над ней и заодно над твоей репутацией в родном городе и все объяснил. Так что она сегодня будет звонить, если, конечно, не слишком испугалась.
— Интересно, что ей понадобилось? Я о Тосе Бах больше двадцати лет не слышала.
— Ну, наверное, собралась зачем-то в Голландию или в Бельгию, вот и разыскала тебя.
— Но через кого?
— Ну, в принципе, можно через адресный стол найти человека.
— Но она не знает моей новой фамилии…
— Ерунда, Динка, найти человека не так уж сложно. Какая-нибудь наша Арахна <В греческой мифологии лидийская девушка, превращенная Афиной в паука.> где-то тебя упомянула, кто-то тебя вспомнил…
— Да, вероятно…
Между тем мы приехали в маленький бельгийский город Маасмехелен, где я после смерти мужа жила со своим зверьем; Тузик с громким лаем кинулся ко мне, Мойша стал радостно тереться о мои ноги и громко мурлыкать, а Кукс смерил меня сумрачным взглядом и величественно удалился. Обиделся, как я и предполагала. Он же не знает, что я не развлекалась на стороне, а сидела в тюрьме и потому нуждаюсь в сочувствии.
— Додик, заходи, кофе дам.
— Нет, благодарю, у меня и так проблемы в личной жизни из-за твоего хулиганства! Я только заберу лэп-топ и пижаму. А вот вечером давай где-нибудь поужинаем!
— А личная жизнь?
— К вечеру я с ней уже на сегодня покончу! Созвонимся?
— Конечно!
* * *
Как все-таки хорошо дома! Однако наслаждаться домашним уютом мне мешала мысль о звонке Тоси Бах. Это был звонок из прошлого, далекого и, казалось, прочно забытого. Я вроде бы хорошо усвоила науку забвения. Жизнь сложилась так, что каждые несколько лет приходилось говорить себе — забудь. С каждым разом мне это давалось все легче, а Тося Бах была из того, самого долгого, периода, забыть который было труднее всего, ведь там осталось все — родители, детство, юность, школа, первые влюбленности, первая взрослая любовь, родина, наконец… Но я справилась, по крайней мере, мне так казалось, пока эти семь букв — Тося Бах — не взбаламутили душу…