— Приведи его сюда, — проскрипел евнух и постарался придать лицу приветливое выражение.
Белометти приехал верхом, в турецкой одежде. Веселый, улыбающийся, он вошел в комнату, протянув руки навстречу хозяину.
— Мой дорогой Фасих-бей! Благословение вашему дому и удачи вам во всех начинаниях.
— Это было бы весьма кстати, — буркнул старик.
— Какие новости? — с места в карьер начал итальянец.
— Никаких, — развел руками евнух. — Мы с нетерпением ждем решения султана и примем его с должным почтением и покорностью, как подобает правоверным.
— А я, честно говоря, надеялся принести поздравления.
— Надежды могут свести с ума хуже любого горя, — философски заметил Фасих-бей. — Не стоит торопить события, все идет своим чередом, наберитесь терпения. — И желчно усмехнулся, вспомнив свои недавние размышления.
Однако гость истолковал его усмешку на свой лад.
— Меня начинают беспокоить все эти задержки, — вкрадчиво сказал Джакомо. — Они не могут быть связаны с резким изменением интересов?
— Чьих интересов? — покосился на него старик. — И каких интересов?
— Например, султана Ибрагима… Или досточтимого Фасих-бея?
— Ты… Ты не веришь мне? — даже задохнулся от возмущения евнух, хотя про себя подумал, что на месте венецианца он тоже не стал бы огульно доверять старому царедворцу.
Но эту мысль тут же заслонила другая: нельзя упустить Белометти! Если он сейчас уйдет с сомнением в душе, кто поручится, что этот хитрец тут же не переметнется к Гуссейну и тем самым даст ему в руки сильнейший козырь? Конечно, можно приказать слугам удавить или прирезать Джакомо, но он еще нужен, очень нужен, а если убить, то где потом взять другого Джакомо?
Несколько секунд старик стоял, опустив голову, словно сраженный услышанным, потом схватил итальянца за рукав и почти силой подтащил к столику у окна.
— Досточтимый Фасих-бей, — Белометти попытался высвободиться, но евнух не отпускал, — я совершенно не желал вас обидеть или выразить сомнение…
— Ты видишь? — Фасих выпустил рукав итальянца, взял со столика толстую рукописную книгу и торжественно поднял над головой. — Это Коран! Хочешь, я поклянусь тебе на Коране?
— Я совершенно… — начал Джакомо, но старик опять прервал его.
— Молчи! — сказал он загробным голосом, благоговейно опустил книгу на столик и возложил на нее руки. — Клянусь небом, обладателем башен, и днем обещающим, и свидетелем, и тем, о ком он свидетельствует, клянусь посылаемыми поочередно, и веющими сильно, и распространяющими бурно, и различающими твердо, и передающими напоминание, извинения или внушения: то, что вам обещано, готово случиться!