— Сколько их было? — спросил Свенельд.
— Трое всего. Решили, что на нас и троих хватит. Двое ратников, да вот этот с ними.
— Ну а вы чего же? — Святослав взглянул на Мокшу.
— Да чего? — пожал тот плечами. — Мы же прослышали, что войско твое неподалеку, вот и осмелели.
Ратников на вилы подняли, а этого, — он кивнул на притихшего печенега, — решили к вам в становище доставить. Я и вызвался. Кони у них резвые. Быстро я до вас долетел.
— А наших людей у вас в деревне не было? — Свенельд от утреннего холодка поежился. — Нет, — ответил Мокша. — Куренек у нас маленький. Деревенька в семь дворов, сразу не разглядишь. Видно, вы стороной прошли. — А печенегам она, значит, маленькой не показалась, — вздохнул Свенельд. — Каган, — повернулся он к Святославу, — надо бы отблагодарить Мокшу и земляков его за такое рвение.
— Угу, — кивнул мальчишка и скрылся в шатре.
— А скажи-ка, скотник, — спросил воевода, — оружие в деревеньке вашей имеется?
— Да ну… — махнул рукой Мокша. — Вилы да косы, вот и оружие. Еще, правда, ненависть большая.
— Это уже немало, — кивнул Свенельд.
— Вот тебе. — Святослав появился из шатра и про тянул селянину что-то зажатое в кулаке. Тот раскрыл ладонь, и каган высыпал на нее четыре золотых кругляшка. — Ой, — изумился Мокша. — Это же денег-то сколько! — Ничего, — сказал Свенельд. — Это вам за ненависть вашу.
— Благодарствуйте, — до земли поклонился скотник. — Век доброту твою, каган, помнить буду.
— И коней себе забери, — деловито сказал Святослав. — Небось в хозяйстве сгодятся.
Снова Мокша поклон отвесил, даже ниже прежнего.
— Ступай к своим, — воевода ему сказал. — Да о кагановой щедрости им передай. И еще скажи, пусть больше печенегов не страшатся. Новый хозяин в Уличскую землю пришел. Он своих людей в обиду не даст.
— Храни вас Боги, — сказал Мокша, плюнул в сердцах на связанного печенега, неловко взобрался в седло и тронул коня.
Посмотрел ему вслед Свенельд, а как только скотник из становища выехал, повернулся к Святославу и сказал тихо:
— Зря ты ему четыре деньги сунул. С него и одной хватило бы.
— Так ведь ты же сам велел… — удивился мальчишка.
— Но не столько же, — проворчал воевода. — Ты казну свою беречь должен, а то так на всех не напасешься.
— Моя казна, — вдруг взбеленился каган, — как хочу, так и пользую.
— Воля твоя, — сказал Свенельд недовольно. А потом на стражников строго взглянул.
— А ну-ка, — поманил их, — идите-ка сюда, голубки.
Двое стражников, все это время жавшиеся в сторонке, робко подошли к воеводе.
— Ну? Что, Маренины выблядки?! Спите на карауле? — Молодому ратнику показалось, что из глаз воеводы ударила молонья.