— Хорошо, — улыбнулся ведун. — Сейчас приду.
— Вот спасибо, благодетель, — сотник ему даже руку поцеловал, — выручил ты меня.
И действительно, вскоре пришел Звенемир. Свита его у порога терема осталась. Ее, как бы ненароком, ратники в сторонку оттеснили. А ведун смело прошел через горницу и к светелке поднялся.
— Посторонитесь, — строго гридням сказал. Гридни для приличия поартачились, но Звенемира в светелку все же пропустили.
Уверен он был, что светелка пуста. Знал, что Ольга к сыну на выручку кинулась. Знал, что встретил ее на ночевке рыжий послух. Догадывался, что нету больше на Руси княгини. Круглым сиротой каган остался, а с малолетним договориться проще. Свенельд его смущал, однако если что, ведун на разбойников все свалит и на тех же христиан. Клеймо на груди гонца уж больно на христианский знак смахивает, да и рыжего он воеводе подсунет. Только мертвого, чтоб язык у него за зубами крепче держался.
А потом Свенельд, во гневе своем страшный, всех христиан в земле Русской изведет. Серафима либо прогонит, либо казнит мучительно. Церковь Ильи на Козарах разорит. И станет в Киеве снова тишь да гладь.
Может, так, а может, иначе рассуждал ведун Перунов, то мне в тот миг неведомо было. Только все его думы и надежды растаяли, когда он в светелке Ольгу увидел. Живую и здоровую. Сколько жить буду, столько помнить, как у ведуна глаза вытаращились, как рот у него от неожиданности раскрылся, как он руками замахал, точно духа нечистого увидел, вскрикнул по-бабьи да вон из светелки ринулся. Но шалишь. Я на его пути встал.
Он мне в грудь головой ткнулся, отлетел словно ошпаренный, на край плаща своего пяткой наступил да на пол повалился. А я ему, пока не очухался, тавро под нос сунул.
— Говори, сукин сын, почему княгиню убить хотел?!
— Кто?! Я?! Что?! — растерялся ведун, разнервничался.
— Ты! — на него Ольга грозно. — Что с сыном моим, Маренин недоносок? Говори, не то тебя живого свиньям скормлю?!
— Я не знаю, что со Святославом! — заголосил он. — Наверное, со Свенельдом он печенегов бьет.
— А гонец?!
— Не гонец он вовсе. Ведун младший. Я его подговорил, чтобы он из Киева тебя выманил, как мышку из норки! — Не ожидал я, что так быстро Звенемир признаваться в злом умысле начнет.
Видно, права была Ольга, когда говорила, что ведун трусоват. Так оно и оказалось.
— А как же ты его повеситься-то заставил? — задал я ему вопрос, на который не мог найти ответа с той поры, как понял, что православный он.
— Я ему три месяца внушал, что смерть его, если что, воротами в Сваргу станет. А он поверил. Потому согласился грудь под раскаленное тавро подставить.