— Иногда, — пожал он плечами, — кажется, что я с этим родился. А на самом деле человек один научил.
Ну а кое-что уже после сам додумал. Я же по пирам да свадьбам хожу. В разных землях бываю. Присматриваюсь, как народ свою удаль выказывает. Что-то на ус наматываю. Что-то само понимается. Без пляски праздников не бывает.
— Да, — рассмеялся я. — На ус, говоришь, наматываешь? А усов-то еще и нет у тебя!
— Это точно, — закивал он. — Никак не растут, заразы.
— Ничего, — сказал я и встал. — Еще вырастут.
— Продолжать будем? — вскочил он.
— Нет уж. Хватит, пожалуй. Дальше трогаться пора.
И вот наконец-то выбрались мы на притоптанную дорогу. Глядим — мужик-огнищанин возом правит. На возу бочки, за возом стригунок [82] бежит. А мужик вовсю глотку дерет. Песню дорожную поет. И так сикось-накось у него получается, что Баян скривился, точно сливу недозрелую разжевал.
— Никак мне такого не вытерпеть, — сказал и наперерез огнищанину бросился.
— Погоди, — остановить я его хотел. Не успел.
— Скажи, добрый человек, — с поклоном к огнищанину Баян обратился, — далеко ли до славного града Мурома?
Испугался было мужик. Песней поперхнулся. А кто бы на его месте не перетрусил? Едет он, никого не трогает, кобылу свою понукает, душу радует, а тут из бора на него наскакивают. Натянул огнищанин вожжи. Кобылка его чуть из хомута не выпрыгнула. Оглобли кверху задрались. Встал воз посреди дороги. А мужик кнут в руки, дескать, подходи, приголублю!
— Эй! — закричал ему подгудошник. — Ты кнут-то опусти. Стегаться вздумаешь, тогда пеняй на себя.
— Не подходи, лихоимец! Засеку! — в ответ ему мужик.
Тут и я из леса на Буланом выехал. Увидал он меня, кнут в сторону отбросил.
— А я чего? Я ничего вообще, — как-то сразу огнищанин сник.
— То-то же, — сказал Баян.
— Ты, случаем, не в Муром спешишь? — спросил я мужика.
— А то куда же, — закивал он. — А вы, случаем, не тати лесные?
— Мы люди вольные, — ответил Баян, — но делами злыми не промышляем.
— Ага, — кивнул мужик и переспросил громко: — Так вам в Муром надобно?
— Он что? С глушью, что ли? — пожал плечами мой сопутник.
— В Муром по этой дороге вам ехать. К вечеру тама будете, — прокричал мужик.
Потом повернулся к Баяну и головой замотал:
— Не, не глухой я. Просто слышу плоховато.
— Это заметно, — рассмеялся Баян. — Песню-то эвон как испохабил.
— Ась? — огнищанин сощурился, словно так ему лучше слышать было.
— Карась! — в тон ему ответил подгудошник. — Пошли-ка, Добрый, — сказал он. — Сдается мне, что он не только на ухо, но и на голову туговат.
Подхватил он Буланого под уздцы и вперед зашагал.