— Сам дурак! — крикнул нам вслед огнищанин. — Ишь распрыгались тут. Кузнечики.
Мы при этих словах чуть от смеха не лопнули.
— Неужто у них все тут такие? — посмотрел на меня Баян.
— Не приведи Даждьбоже, — сказал я ему.
Теперь понятно, почему говорят, что у муромов уши хлебные, — вздохнул разочарованно парень.
— А я-то думал…
— Не похож он на мурома, — успокоил я его. — По-нашему чисто говорит. И одежа на нем нашенская.
Богумировых потомков, сразу видать. Либо из северян он, либо из радимичей. Только что в этой земле радимичи делают?
Порядком мы уже отошли. Слышим, воз снова тронулся, колесами заскрипел.
— Может, вернемся, — предложил Баян, — да расспросим его?
Только вертаться мы не стали. Над дорогой опять полетела песня огнищанина, а это было для парня хуже ножа вострого.
— Добрый, — жалобно подгудошник на меня взглянул, — давай я к тебе снова за спину сяду. Да Буланого твоего поторопим, не то у меня не хуже этого, — кивнул он назад, — уши внутрь завернутся да хлебными станут.
— Садись, — пожалел я Баяна.
Не обманул тугоухий. Вскоре мы и впрямь увидели деревянные стены стольного града Муромской земли. По всему было видно, что совсем недавно здесь произошло побоище.
Посад раскурочен. Одни дома по бревнышкам раскатаны, другие и вовсе палом пожжены. Только печи сиротливо торчат. Разор и запустение. Да еще гарью все вокруг провоняло. Но сам град, видать, взять не смогли. Выдержали осаду крепкие стены.
— Уж не тот ли долговязый жердяй тут войной прошелся? — то ли меня, то ли самого себя спросил Баян.
— Мало ли таких по землям бродит, — ответил я ему.
— Немало, — согласился он.
А вокруг ни души. Словно вымерло все. Или, может, забрали в полон посадских жителей? И от пустоты этой оторопь берет. Страх холодком противным спину морозит. Поежился я невольно, на Баяна взглянул. Ему, видно, тоже не по нраву эта тишина. Озирается. Насторожился весь, точно беду встретить приготовился. Идет рядом крадучись, готов в любой миг либо в драку кинуться, либо в бегство пуститься.
Вдруг как будто промелькнуло что-то. Или примерещилось? Нет, не морок это. Вон там как будто кто-то копошится. Вгляделся я — точно. Есть, выходит, живые.
Сначала я кочета [83] увидел. Странно он среди этого разорения смотрелся. Гребень на нем большой. Мясистый. Красной кровью налитой. Перья яркие, с карего в лазоревый переливают. Глаза-пуговки чего-то в руинах высматривают. Осторожно ступает он по развалинам. Головой не хуже нас с Баяном крутит. Остановится, присмотрится и дальше идет. И не кричит, крыльями не хлопает, несушек своих не зовет. То ли от испуга голос у него пропал, то ли знает, что никто на его зов не откликнется.