— Пошли, что ли, помаленечку!
Врезались ратники в толпу, а мы за ними следом. Расчистили нам дорогу вой. Кое-как мы до конюшни пробились.
— Погодите немного, — сказал я ратникам. — Нам бы еще к крыльцу княжескому подобраться.
— Давай быстрее, — махнул рукой Алдан. — А то скоро уж начнется, а мне поглядеть на потеху охота. Я на башне себе уж местечко пригрел, а тут ты.
— Я быстро.
Завел я коника в денник, расседлал, овсу в ясли сыпанул.
— Ешь, — говорю, — наголодался за дорогу-то. Послушался Буланый. Морду в ясли ткнул и захрумкал. Вот и славно.
— Здраве буде, Добрыня! — услышал я за своей спиной.
Обернулся, а это Кветан со мной здоровается. Обнялись мы.
— Ты где был-то? — конюший меня спросил.
— Потом все, старшой, — отмахнулся я. — Недосуг мне сейчас.
— Ну, ты смотри, — понимающе подмигнул Кветан. — После казни заглядывай. Мы с ребятами тебе встречу вечерком устроим.
— Хорошо, — сказал я и к выходу поспешил.
— К терему, говоришь? — Алдан уже своих выстроил.
— Да, к терему, — кивнул я.
— Давай! — скомандовал десятник.
Надавили ратники на толпу, дорогу нам расчистили. А народ огрызается. Кому понравится, когда его щитом в спину толкают?
— Расступись! — кричит Алдан.
Мы за ним следом спешим, а люди за нашими спинами снова, как вода, смыкаются. Я от криков чуть не оглох. На Никифора взглянул. Ничего. Держится послух. И Григорий от нас не отстает.
Добрались до крыльца. Отдышались.
— Благодар тебе от меня, десятник, — сказал я Алдану.
— Наливай! — расхохотался он.
— Вечером на конюшню заглядывай.
— Вот это дело! — сказал десятник и со своими ратниками обратно попер, к месту нагретому прорываться стал.
А мы в терем направились.
— Лепота-то какая! — не сдержался, перекрестился Никифор, когда мы в сени расписные вошли.
— Ты еще горницы не видел, — сказал я ему. — Вот где действительно красиво.
— Ну, веди, — сказал Григорий.
Поднялись мы по лестнице широкой в горницу. А тут у дверей стоит посадник козарский, Ицхак, и плачет. Увидел меня, слезы рукавом утер.
— Соломона, — говорит, — смертью казнить хотят. Обвиняют в том…
— Знаю, — сказал я. — Мне стражник у ворот сказал.
— Мы даже выкуп за него приготовили, — всхлипнул Ицхак. — Всем посадом виру собирали. Уперлась княгиня. Не хочет меня принимать. Жизнь ей Соломонова понадобилась. О, Адонай… — снова слезы полились из глаз иудея.
— Она-то здесь? — кивнул я на дверь.
— Здесь, — сказал посадник. — Стою жду, когда она меня принять сможет.
— А Святослав?
— Да все с ним в порядке. Он еще третьего дня со Свенельдом в Чернигов уехал.
— Подождите, — оставил я христиан с иудеем, а сам в горницу вошел.