Ольга у окошка стояла да на майдан смотрела. Приоткрыла она окно, чтоб лучше ей видно было, оттого и сквозило морозцем. Холодно на дворе, народ шумит. И в горнице холодно.
— Ты не застудишься? — сказал я ей. Вздрогнула она от моих слов, повернулась быстро.
Платочек любимый затеребила.
— Что же ты так долго? — спросила строго.
— И тебе здравия, княгиня, — отвесил я ей поклон.
— Год тебя целый не было, я уж думала, что не увижу тебя больше. — И вновь к оконцу отвернулась.
— Меня отец учил, чтоб слов я своих на ветер не разбрасывал, ну а если дал, то отпираться не след. А не было меня потому, что до Мурома путь не близкий. А ты неужто меня ждала?
— Ждала, — сказала княгиня. — Но не одного, а с Григорием. Или ты забыл, зачем я тебя посылала?
— Отчего же? Я человек памятный.
— Ну, и?..
— Выполнил я твою просьбу, княгиня.
— Не просила я тебя, — взглянула она на меня, — поручение давала.
— Поручение холопам дают, а я вольный теперь. Или ты от обещания своего откажешься?
Помолчала она. Платочек потеребила.
— Ну, тогда чего же ты один пришел? — наконец спросила.
— Так ведь неспокойно в Киеве. Заробел христианин. Непривычно ему, человеку божьему, когда народу столько. Что тут случилось у вас? Опять киевляне бунт подняли?
— Мы лекаря сегодня казнить собрались, — передернула она плечиком.
— И за что же Соломону честь такая?
— Он сына моего отравить хотел, — скривилась княгиня, словно сама отраву приняла.
— Что-то тут не так. Сколько лет ты ему доверяла…
— Выходит, и лекарям верить нельзя, — перебила она меня.
— Так и себе можно в вере отказать. Я слышал, что жив и здоров каган.
— Это сейчас. Ты не видел, как седмицу назад его выворачивало. Из нужника не вылезал. Опасалась я, что совсем хворобой изойдет. Исхудал, как блесточка, от ветра его шатало…
— А Соломон тут при чем?
— Так ведь он сам сознался, что его это рук дело.
— Ну, у ката киевского и мертвый на себя все беды людские примет.
Отмахнулась она платочком.
— Дозволь, княгиня, мне с иудеем переговорить. Сколько лет мы в знакомцах ходим. Проститься с ним хочу, — не отступился я.
— А мне прикажешь ждать тут, пока ты с лекарем лясы точить будешь?
— Отчего же ждать? — отворил я дверь. — Григорий, Никифор, проходите. Зовет вас Ольга, княгиня Киевская.
— Мир этому дому, — Григорий в горницу вошел.
— Пусть Господь будет к хозяевам милостив, — от баса послуха задребезжала слюда в оконцах.
— Ну, так я в поруб спущусь? — взглянул я на Ольгу.
— Ступай, — кивнула княгиня.
Притворил я дверь за собой, а тут уже Ицхак меня встретил.
— Ну? Что? — А в глазах у посадника надежда с тревогой вперемешку.