И от этого великан еще больше смутился.
Выручил мальчишка-подгудошник. Он выскочил на середину и начал вытворять с бубном всякие чудеса. Он стучал по нему кулаками, коленями, головой и плечами, и при этом ноги его вытворяли разные разности. Мальчишка то шел ползунком, носками лапотков выстукивая по козьей коже бубна, то высоко подпрыгивал, широко раскинув в стороны ноги, то вдруг, словно провалившись под лед, уходил вниз на вертушку. Бубен в его руках не умолкал ни на мгновение, заставляя мое сердце биться все чаще и чаще.
— Баянка, жги! — крикнул Глушила, довольный тем, что все сразу забыли о его неудаче.
— Что за малец? — спросил я у Велизары.
— Это Баян, сирота подгудошная. Он месяца два назад из Чернигова пришел да к Заграю прилобунился [38].
Заграй музыкант знатный, а с таким напарником они в Киеве в почете оказались. На свадьбы да на родины их приглашают — отбою нет.
— Лихо у него плясовой бой выходит. — Я прихлопнул в ладоши.
— Ты еще не слышал, как он бывальщины складывает и сам те бывальщины поет.
Но как поет Баян, в этот вечер мне услышать не довелось. Громкий стук в ворота прервал дробь бубна.
— Эй, народ! — раздалось из-за забора. — Пригласить на свой веселый пир вольных витязей не желаете?
— Как же не желаем? — в ответ крикнул Чурила. — Проходите, гости дорогие. Ребятки, — позвал он челядь, — отнимите от ворот запоры, проведите витязей за столы. И еды, и питья ноне всем хватит.
Молодцы бросились выполнять приказание, и через мгновение, под приветственные крики подвыпившего народа, на освещенный факелами двор вошла большая ватага хоробров.
Старший среди них отвесил земной поклон хозяину.
— Здраве буде, Чурила, посадник Подольский! Здраве буде, люди радостные!
— Здрав и ты будь, Соловей, — поклоном ответил Чурила. — Откушайте и повеселитесь с нами.
Тут же Соловью подали ведерную братину, по края наполненную бурлящей брагой.
— За Коляду, Перуна, Белеса Мудреца, других Богов и Сварога над ними, — поднял он братину и сделал несколько больших глотков. — А ничего бражка, — кивнул он довольно, передал братину следующему витязю, громко рыгнул и огладил бороду, — сладенькая.
Братина пошла по рукам.
— За Макошь!
— За Световита!
— За Хорса!
Из разных земель пришли хоробры, и каждый своего Бога славил. Наконец я услышал:
— За Даждьбога! — Путята, а это был он, приложился к братине. За ним Зеленя с Яруном пригубили, а я вдруг понял, что стою и глупо улыбаюсь.
— Никак наши? — прошептала Велизара, а у меня стало теплее на сердце.
— Эх! — махнул я рукой горестно. — Только Смирного не хватает.