А по правую руку от меня, связанный, с кляпом во рту, с округлившимися от ужаса глазами, сидел один из близнецов. Может, Твердята, а может, Твердош. Он был жив и побит не сильно, но очень напуган. Сопел, шумно втягивал носом воздух и тихонько стонал на выдохе. Увидев, что я пришел в себя, он замычал, словно стараясь мне что-то сказать.
— А ну, тише, сопля зеленая! — не оборачиваясь, прикрикнул на него Гойко, и пастушок замолчал.
Между тем дулебы подтащили и швырнули к ногам предводителя рыбака Андрея.
— Что, христосик, попался, голубок? — рассмеялся Гойко.
Андрей попытался встать с земли, но дулеб придавил его ногой.
— Не егози, — произнес он. — Твой Бог тебе терпеть велел — так и терпи.
— Не больно-то он терпелив, — сказал один из дулебов. — Троих наших, ранил, а одного убил.
— Что ж ты заповедь Бога своего нарушил? — Гойко зло пнул христианина ногой. — Он же велел людей щадить.
— Так то людей, — подал голос Андрей. — Про зверей он ничего не говорил.
— Выходит, мы звери?
— Выходит, — тихо ответил рыбак.
— А как же твоих единоверцев назвать, которые в край наш пришли, дома наши разорили, жен наших обесчестили, детей в огне пожгли? — в сердцах плюнул дулеб на Андрея. — Или ваш Христос только на словах такой добрый?
— Разве Христос твоих детей жег? — снизу вверх рыбак на предводителя глянул, плевок с лица вытер.
— Так ведь именем его эти нелюди свое непотребство вершили!
— Тогда чего же ты сюда пришел? Разве здесь твои обидчики?
— И здесь тоже. Тебя вот повстречали. Ты мне за обидчиков и ответишь, — ухмыльнулся Гойко. — А потом и до остальных христосиков дело дойдет. Эй, — повернулся он к своим, — вяжите его да готовьте ему подарочек.
Стянули вервьем рыбаку локти. Между мной и близнецом бросили.
Тут до нас донесся шум и ругань. Возле пожарища два дулеба за тулуп старый подрались. Никак не могли решить, кому он достаться должен. В поножовщину у них уже переросло.
— А ну-ка стой! — крикнул Гойко и к спорщикам поспешил. — А ты, голубок, пока здесь полежи. — К Андрею на ходу обернулся.
Вслед за предводителем остальные поспешили. Оставили нас одних.
— Как ты, Добрый? — повернулся ко мне Андрей.
— Малуша! — простонал я.
— Ты за нее не горься. Как заваруха началась, Загляда всех баб из теремка в лес увела через калитку дальнюю. Малуша с ней.
— Почему Владана не ушла? — Я старался не тревожить разбитые губы.
— Ты же ей сам велел остаться да стрелы тебе подносить, — вздохнул Андрей и добавил: — Царствие ей Божие.
Защипало мне глаза. Утереться бы, чтоб мальчишка-пастушок моих слез не видел, да не до этого сейчас. С бедой бы справиться да с обидчиками поквитаться, а все остальное потом.