Просека была узкой, но тщательно расчищенной — земли его светлости и впрямь содержались в порядке.
А потому передвигаться здесь было легко, несмотря на то, что темнело тут быстро — гораздо быстрей, чем на равнине. В ветвях тревожно посвистывала какая-то ночная птаха.
— Волки тут рыщут, — неожиданно замогильным голосом сказал Айльф, — страшные волки с железными зубами, с пылающей пастью.
Сорейль вздрогнула и крепко вцепилась в пояс Леона. Айльф, довольный произведенным эффектом, хихикнул.
— Да ну тебя, — сердито сказал Леон.
— Жильем пахнет, сударь, — уже серьезно сказал юноша. — Приятно будет заночевать под крышей, верно?
Из темноты выплыла поляна, а на ней — с трудом различимый в сумерках дом с пристройками, окруженный низким частоколом.
Айльф спрыгнул с мула и, передав повод Леону, пошел открывать ворота.
— Хозяин, — крикнул он во весь голос, — хозяйка! Ворота распахнулись, и они въехали во двор.
Тут было тихо; лишь бормотал что-то протекающий по поляне ручей.
— Странно, — сказал Айльф, — вы подождите тут, сударь, я зайду в дом.
Он легко взбежал на крыльцо. Массивная дверь была распахнута, изнутри поглядывала густая тьма. Вдруг затеплился огонек — Айльф зажег плошку с маслом. Сквозь дверной проем было видно, как язычок пламени двигается по комнате, потом Айльф вновь вышел на крыльцо.
— Никого нет, — сказал он. — Недавно ушли — пепел в очаге еще теплый. Странно это, сударь.
Он поставил плошку на пол и повел лошадей к коновязи.
— Может, — предположил Леон, — лесник обходит участок и вернется только к утру?
Айльф нырнул в пристройку и вышел с охапкой сена.
— Как знать, сударь… Не один он тут жил… там есть и женские вещи, в доме.
— Ну, мы-то переночевать сможем?
— Почему нет… — голос у Айльфа все же был неуверенный.
Леон поднялся на крыльцо. Плошка мерцала на столе, в углах скопились черные тени.
— Я же говорю, сударь, пусто.
— Может, оно и к лучшему.
Леон обернулся к одинокой фигурке, сливающейся с полумраком.
— Проходи.
Сорейль молча прошла в комнату и остановилась. Она все это время пребывала в каком-то странном полусне; это было даже не горе, нечто другое — он так и не мог понять, что именно.
Айльф пропал — словно растворился во тьме. Впрочем, Леон слышал, как он тихонько посвистывает, заводя лошадь в пустую конюшню. Не дожидаясь слуги, Леон принялся зажигать очаг — огниво казалось бесполезным в неловких пальцах, и он украдкой, заслонившись спиной от Сорейль, извлек из кармана на поясе зажигалку. Но и в этом случае на то, чтобы огонь разгорелся по-настоящему, ему потребовалось неприлично много времени.