Он осекся, и девушка изумленно воззрилась на него. Теперь в голосе звучала не просто злость, но глухая застарелая ненависть.
— Бедный малыш, — выдохнула она. — Мать хотя бы приезжает иногда?
— Нет. Пару раз звонила, присылала подарки на именины и на Рождество. Но любовник для нее куда важнее сына.
И вновь — в голосе та же давняя боль.
— Наверное, он очень страдал, — прошептала девушка. — Как же он справился?
— Он крепкий и смелый мальчик. И теперь он знает, каким жестоким может быть мир.
— Он узнал это слишком рано.
Джастин невесело усмехнулся.
— А когда мальчику не рано узнать, что родной матери на него наплевать? В десять лет.., или в семь… Это одно и то же.
На слове «семь» его голос чуть заметно дрогнул. Эви покосилась на него, но он этого даже не заметил, словно говорил сам с собой.
— Потом весь мир становится каким-то ненастоящим, потому что такого просто не может быть. Но это происходит. И больше нет никаких точек опоры, только хаос. И не во что больше верить, потому что ничего не осталось…
— Понимаю, — сочувственно вздохнула она.
— Никакого убежища… Мир разваливается на части, и невозможно найти объяснение, которое бы не причиняло боли.
— Мистер Дэйн.., что вы пытаетесь мне сказать?
— Я сделал все возможное, чтобы уберечь сына. Чтобы он не узнал, как мать предала его. Я задерживал развод, ездил к ней в Швейцарию, умолял вернуться. Я ненавидел ее к тому времени, но пошел бы на все, только ради Марка. Я даже купил этот дом, ведь она всегда хотела особняк попросторнее. Ей нравились красивые вещи, и я надеялся…
— Что вернете ее, благодаря деньгам? — осторожно уточнила Эви.
— Но она не захотела даже взглянуть. Кроме любовника, ей ни до чего не было дела. А потом они оба погибли. Дорожная авария. Я как раз был в Швейцарии, и мне пришлось заниматься похоронами. Наверное, следовало бы перевезти тело сюда. Но мне это в голову не пришло. Она осталась в Швейцарии.
— Но.., ради Марка.., вы должны были…
— Она умерла. Так какая разница?
Эви недоуменно взирала на этого мужчину, который одновременно мог быть таким проницательным в одних вещах и совершенно слепым в других.
— Для Марка разница есть, — попыталась она объяснить. — Людям нужно иметь возможность излить свою скорбь. Место, где они чувствуют себя ближе к тому, кого потеряли. Именно для этого и нужны могилы. А у Марка не осталось ничего: ни дома со счастливыми воспоминаниями, ни памяти. Ничего.
— Как это, ничего? У него есть Лили. И есть я — только я ему не нужен. Если вы все так хорошо понимаете, как же вы этого не видите?
— Я вижу только то, что вам двоим стоило бы проводить больше времени вместе.