— Успокойся, — продолжал Фабиан, — успокойся, мой друг. Кандида не
умерла, но для тебя все равно что умерла. Знай же, что малыш Циннобер стал
тайным советником по особым делам и, как уверяют, почти что помолвлен с
прекрасной Кандидой, которая, бог весть с чего, без памяти в него
влюбилась.
Фабиан полагал, что Бальтазар разразится неистовыми, полными отчаяния
жалобами и проклятиями. Но вместо того он сказал со спокойной улыбкой:
— Если все дело только в этом, то тут еще нет несчастья, которое могло
бы меня опечалить.
— Так ты больше не любишь Кандиду? — в изумлении воскликнул Фабиан.
— Я люблю, — отвечал Бальтазар, — я люблю этого ангела, эту дивную
девушку со всей мечтательностью, со всей страстью, какая только может
воспламенить юношескую грудь. О, я знаю — ax! — я знаю, что Кандида тоже
любит меня и только проклятые чары пленили ее, но скоро я порву эти
колдовские путы, скоро я истреблю злодея, который ослепил бедняжку.
Тут Бальтазар поведал другу о повстречавшемся ему удивительном
человеке, ехавшем по лесу в весьма странной повозке. И в заключение он
сказал, что, как только из волшебного набалдашника сверкнул луч и коснулся
его груди, в нем зародилась твердая уверенность; что Циннобер не кто иной,
как ведьменыш, чью силу сокрушит этот незнакомец.
— Позволь, Бальтазар, — вскричал Фабиан, когда его друг кончил, —
позволь, как это мог тебе прийти в голову такой диковинный вздор?
Незнакомец, которого ты почитаешь волшебником, ведь не кто иной, как
доктор Проспер Альпанус, жительствующий в своем загородном доме неподалеку
от Керепеса. Правда, о нем ходят удивительнейшие слухи, так что его можно
принять чуть ли не за второго Калиостро; но в этом повинен сам доктор. Он
любит окружать себя мистическим мраком, напускать на себя вид человека,
который посвящен в сокровеннейшие тайны природы и повелевает неведомыми
силами, и вдобавок ему свойственны весьма затейливые причуды. Например,
его повозка устроена так, что человек, наделенный живой и пылкой
фантазией, — подобно тебе, мой друг, — вполне может принять все это за
явление из какой-нибудь сумасбродной сказки. Послушай только! Его
кабриолет имеет форму раковины и весь посеребрен, а между колесами помещен
органчик, который при вращении оси играет сам собой. Тот, кого ты принял
за серебристого фазана, несомненно был его маленький жокей, одетый во все
белое, а раскрытый зонтик показался тебе крыльями золотого жука. Он велит
прикреплять на головы своих белых лошадей большие рога, чтобы они
приобрели вид подлинно сказочный. Впрочем, у доктора Альпануса и вправду
есть красивая испанская трость с дивно искрящимся кристаллом,
прикрепленным сверху, подобно набалдашнику, об удивительном действии коего
рассказывают или, вернее, сочиняют немало всяких небылиц. Луч, исходящий
из этого кристалла, будто бы невыносим для глаз. А когда доктор обернет
его прозрачным покрывалом, то, пристально вглядевшись, увидишь в нем, как
в вогнутом зеркале, ту особу, чей облик носишь в глубине души…