, где
еще с большим познанием души выставлен неотразимый соблазн развратителя, еще
ярче слабость женщины и еще слышней сама Испания. Гетев Фауст навел его вдруг
на идею сжать в двух-трех страничках главную мысль германского поэта
[203], — и дивишься, как она метко понята и как
сосредоточена в одно крепкое ядро, несмотря на всю ее неопределенную
разбросанность у Гете. Суровые терцины Данта внушили ему мысль
[204] в таких же терцинах и в духе самого Данта изобразить
поэтическое младенчество свое в Царском Селе, олицетворить науку в виде строгой
жены, собирающей в школу детей, и себя — в виде школьника, вырвавшегося из
класса в сад затем, чтобы остановиться перед древними статуями с лирами и
циркулями в руках, говорившими ему живей науки, где видно, как уже рано
пробуждалась в нем эта чуткость на всё откликаться.
И как верен его отклик, как чутко его ухо! Слышишь запах, цвет земли,
времени, народа. В Испании он испанец, с греком — грек, на Кавказе — вольный
горец в полном смысле этого слова; с отжившим человеком он дышит стариной
времени минувшего; заглянет к мужику в избу — он русский весь с головы до ног:
все черты нашей природы в нем отозвались, и все окинуто иногда одним словом,
одним чутко найденным и метко прибранным прилагательным именем.
Свойство это в нем разрасталось постепенно, и он откликнулся бы потом
целиком на всю русскую жизнь, так же как откликался на всякую отдельную ее
черту. Мысль о романе, который бы поведал простую, безыскусственную повесть
прямо русской жизни, занимала его в последнее время неотступно. Он бросил стихи
единственно затем, чтобы не увлечься ничем по сторонам и быть проще в
описаньях, и самую прозу упростил он до того, что даже не нашли никакого
достоинства в первых повестях его[205].
Пушкин был этому рад и написал «Капитанскую дочь», решительно лучшее русское
произведенье в повествовательном роде. Сравнительно с «Капитанской дочкой» все
наши романы и повести кажутся приторной размазней. Чистота и безыскусственность
взошли в ней на такую высокую степень, что сама действительность кажется перед
нею искусственной и карикатурной. В первый раз выступили истинно русские
характеры: простой комендант крепости, капитанша, поручик; сама крепость с
единственною пушкой, бестолковщина времени и простое величие простых людей —
всё не только самая правда, но еще как бы лучше ее. Так оно и быть должно: на
то и призванье поэта, чтобы из нас же взять нас и нас же возвратить нам в
очищенном и лучшем виде. Все показывало в Пушкине, что он на то был рожден и к
тому стремился. Почти в одно время с «Капитанской дочкой» оставил он мастерские
пробы романов: «Рукопись села Горохина»