Слишком часто за последние месяцы Северцева беспокоили боли в сердце, так что это его последний и единственный шанс узнать, что там, по ту сторону временной черты, и может ли человек победить время? То самое время, которого у него осталось совсем немного!
Если бы он мог спокойно и трезво обдумать ситуацию, он бы, скорее всего, не решился на этот шаг, но стрелка секундомера на главном табло накопителей отсчитывала последнюю минуту, вот-вот должна была включиться сирена, а за ней через несколько минут последует грохот взрыва.
Медленно и осторожно, словно входя в холодную воду, ученый шагнул на край металлической платформы.
Он чувствовал себя здесь совершенно беззащитным, почти нагим. Пустой зал холодно взирал на него стеклянными глазами циферблатов. Рука легла на пусковую рукоятку. Ему казалось, что это не его рука. Она двигалась с медлительной неизбежностью, отводя рукоятку вниз, к тому самому месту, где на ней сомкнутся замки захватов и громко хлопнут выстрелы высоковольтных переключателей…
Теперь он понял, что чувствует человек на электрическом стуле, когда рука палача тянется к рукоятке рубильника… И невозможно поверить в то, что на этот раз это была его собственная рука.
За секунду до того, как замкнулись контакты, ему показалось, что на площадке умформера, рядом с ним, возникли две легкие тени… Мужчина и женщина протягивали к нему руки из невероятного далека, словно пытались что-то сказать, что-то изменить в последний момент — но было уже слишком поздно.
Сверкнул электрический разряд между контактами рубильника, и Северцева ударило так, что окружающее распалось на миллионы огненных кристаллов. Привычный мир вокруг перестал существовать.
К несчастью, не только для самого экспериментатора. Дверь в чудовищную вселенную, составлявшую изнанку нашего мира, осталась открытой.
Сергей стоял на каменных ступенях пешеходного перехода, ведущего к мосту через Москву-реку. Утро было холодным, ветреным и дождливым. Типичное утро для едва начавшего просыпаться огромного мегаполиса.
Час назад Сергей закинул в воду пару поплавковых удочек и теперь ждал поклевки. Клевало редко, но зато четыре окуня, которых он успел выловить за это утро, были на редкость крупными и жирными.
Вот только внешний вид рыб не вызывал желания поскорее бросить их на сковородку. Почти вся чешуя отвалилась, жабры вздулись, на коже кое-где проступали крупные язвы. Отрава, пропитавшая московские реки, сделала этих рыб несъедобными, но Сергея интересовала не столько добыча, сколько сам процесс. И не его одного.