– Конечно, – сказала я.
Первая слеза покатилась по щеке Ванды. Я коснулась ее руки, и она сжала мои пальцы, как маленький ребенок.
– Ничего, – сказала я, – ничего.
Она плакала. Я держала ее за руку и врала:
– Уже все прошло, Ванда. Он тебя больше не тронет.
– Все трогают, – сказала она. – Ты сама собиралась меня тронуть. – Глаза ее обвиняли.
Было уже поздно объяснять ей игру в хорошего и плохого полицейского. Она все равно не поверит.
– Расскажи мне о Гейноре.
– Он нашел себе глухую девушку.
– Цецилию, – сказала я.
Она посмотрела на меня с удивлением:
– Ты ее знаешь?
– Немного.
Ванда покачала головой.
– Цецилия, действительно, ненормальная. Ей нравится мучить людей. Она от этого балдеет. – Ванда смотрела на меня так, словно пыталась измерить степень моего потрясения. Была ли я потрясена? Нет.
– Гарольд иногда спал с нами обеими. Под конец мы вообще занимались любовью только втроем. Секс стал по-настоящему грубым. – Ее голос понизился до хриплого шепота. – Цецилия любит ножи. Она мастер снимать шкуру. – Ванда снова поджала губы, словно размазывая помаду. – Гейнор убьет меня только за то, что я разболтала его интимные секреты.
– А ты знаешь какие-нибудь деловые секреты?
Она покачала головой:
– Нет, честное слово. Он всегда внимательно следил за тем, чтобы в моем присутствии о делах ничего не говорилось. Сначала я думала, что он заботится о том, чтобы в случае его ареста полиция меня не трогала. – Она посмотрела на свои колени. – Только потом я поняла, что он просто заранее знал, что найдет мне замену. Он не хотел, чтобы я узнала что-нибудь такое, что могло бы ему повредить, когда он меня бросит.
В ее словах уже не было ни гнева, ни горечи, только печаль. Я бы хотела, чтобы она рвала и метала. Это тихое отчаяние было невыносимо. Эта рана никогда не заживет. Гейнор не убил ее, он сделал хуже. Он оставил ее в живых. Она была жива и искалечена внутри не меньше, чем снаружи.
– Я не могу тебе рассказать ничего, кроме постельного трепа. Но это тебе не поможет его прижать.
– А может быть, в спальне были разговоры не только о сексе? – спросила я.
– Что ты имеешь в виду?
– Личные тайны, но не связанные с сексом. Ты ведь была его пассией почти два года. Он, наверное, говорил еще о чем-то, кроме секса.
Она задумалась.
– Я... я помню, он говорил о своей семье.
– И что же он говорил о семье?
– Он был незаконнорожденный. И постоянно говорил о семье своего настоящего отца.
– Он знал, кто это?
Ванда кивнула.
– Это была богатая семья, старинный род. Мать Гейнора была проституткой, которую его отец сделал своей постоянной любовницей. Когда она забеременела, ее просто выкинули на улицу.