Обмылок был поражен, что его повелитель задает такие вопросы — он, наделенный столь божественными силами. Но очевидно здесь происходило нечто такое, что было неподвластно даже всемогущему Питеру Хейлу.
Поэтому Обмылок с жаром заговорил:
— Мистер Хейл, мне кажется, что нам с вами нужно как можно скорее сматываться из города. Вы хотите знать, что мы можем сделать для старика Джарвина, оставшись здесь? Ничего, разве только что загреметь в ту же тюрьму, куда засунут и его. Или же оказаться вздернутыми на виселице рядом с ним. Люди здесь злы и мстительны. Я слышал, как местные, проходившие здесь всего за минуту до вас, на полном серьезе говорили о линчевании — о том, как было бы здорово устроить здесь настоящее, первоклассное линчевание. Вы понимаете?
— Понимаю, — вздохнул Питер. — Мне тоже показалось, что все к тому и идет. Так что, Обмылок, теперь мы тем более не можем бросить его на произвол судьбы.
— Джарвина?
— Не можем.
— Да пошел он к черту! Вот он бы бросил нас и уехал, и долго раздумывать не стал бы!
— Так ведь это же не мы нанимали его себе в охранники, а он нас, — спокойно сказал Питер. — Так что, не забывай об этом, пожалуйста.
— Фу ты! — фыркнул мулат. — Не думаю, что мне понятен ход ваших рассуждений, мистер Хейл, но я бы уж скорее согласился быть брошенным вон в тот загон с табуном диких лошадей, чем снова оказаться в руках того сброда. Потому что все, что вы видели прежде — просто шуточки по сравнению с тем, что начнется сейчас. А уж теперь все будет на полном серьезе, уж можете мне поверить!
— Будет, а то как же иначе. Хотя… что-нибудь…
Его голос смолк. Было видно, как собравшаяся дальше по улице толпа вломилась в гостиницу. В следующий момент послышался дикий грохот и треск.
— Вон дверь открывается! — процедил Обмылок сквозь сжатые зубы.
Было видно, как толпа высыпала обратно на улицу — вынося на плечах отчаянно барахтавшегося толстяка, к которому тянулись множество нетерпеливых рук. Это был Джарвин; и лишним подтверждением тому стал гневный рев толпы. Джарвин! Джарвин! Они выбьют из него признание во всех злодеяниях, а потом набросятся всем скопом и растерзают на кусочки.
Но кому нужны его признания? Разве любой здравомыслящий человек сам не знал, что и как было на самом деле? Ну разумеется — но они будут следовать традициям, заведенным здесь их предшественниками, когда те установили свои законы и порядки в диком краю! Так рассуждала толпа, так думал и Питер Хейл, угадывая их мысли и наблюдая за разъяренным сборищем, ряды которого стремительно пополнялись.