– Но ведь вы не совсем посторонняя? Лену обвиняют в убийстве своего любовника.
Алла промолчала, но ее лицо исказила легкая гримаса удивления и сочувствия.
– Я давно Лену не видела, – повторила она.
Протянула мне квитанцию, захлопнула журнал и вышла из кабинета в смежную комнату, плотно закрыв за собой стеклянную матовую дверь.
Когда шторы на окне стали наливаться светло-зеленым цветом, я понял, что ночь кончилась, на улице совершенно светло и что я уже не усну. Зуб, вернее, место, где еще недавно был зуб, казалось мне подобием огнедышащего вулкана. Хоть ту немецкую чету приглашай… Боль была просто адской.
Часы на телефонном аппарате показывали без четверти пять утра. Звонить кому-то в такое время – нажить врагов.
Я вышел на кухню, поставил чайник, растворил кофе, допил последнюю таблетку обезболивающего. Дождался, когда на часах будет пять, и все таки позвонил.
– Простите, Алла, что я вас разбудил…
– Ничего, я еще не ложилась. Болит зуб?
– Просто голова раскалывается. Не мог уснуть. Что мне сделать?
– Где вы сейчас?
– Дома.
– Далеко от Никитской? Приезжайте прямо сейчас, я вас приму.
– Да? – Я ушам своим не поверил. – Сейчас оденусь и выезжаю.
– Договорились.
Охранник молча пропустил меня внутрь поликлиники, как только я сказал, что договорился с доктором Силамикель.
Алла уже ждала в кабинете. В ответ на мои извинения коротко ответила:
– Бросьте извиняться, я сама хотела вам позвонить.
Если бы я мог четко соображать в такое время и в таком состоянии, то, наверное, все же поинтересовался: зачем она собиралась мне позвонить? Но тогда я пропустил это замечание мимо сознания.
Алла включила подсветку над стоматологическим креслом и кивнула мне:
– Садитесь.
И снова я сидел, разинув рот, напрягшись всем телом и испытывая неприятное чувство оттого, что под моими ладонями ручки кресла становятся липкими от пота.
Алла быстро провела какие-то манипуляции, промыла рану, заставила меня сплюнуть, набрала в тонкий одноразовый шприц немного прозрачной жидкости, сказала:
– Вдохните и задержите дыхание.
Игла безболезненно вонзилась в десну.
– Выдохните… Сейчас боль прекратится. У каждого свой собственный болевой барьер. У мужчин он, как правило, ниже, чем у женщин… Знаете, я думала о Лене, о том, что вы мне сказали вчера днем. Наверное, я показалась вам бессердечной? Но меня так шокировала новость, что Леночка в тюрьме, я просто не могла ничего сообразить. Все эти обвинения так серьезны?
– Очень. Если вы знаете что-то, что может ей помочь, то расскажите мне.
Эта фраза стоила мне героических усилий. Мысленно я взмолился, чтобы она ничего мне не рассказывала. Слушать я все равно был не в состоянии.