— Ты меня за гофрена не возьмешь, если расскажу?
— Не возьму, — пообещал честный барон. — Я тебя уважаю. Ты сказал, как гвоздь забил!
— Опять сказка про руку? — подал голос мальчишка с сундука.
— Заткнись! — окрысился на него Гвоздила. — Излупцую! Смотри, Родни…
Он медленно поднял правую руку, стараясь, чтобы тень отчетливей легла на стену.
— Видишь?
— Вижу.
— А теперь? Гвоздила поднял левую.
— Вроде двоится… Это от шмурдеца. Едкий, з-зараза!..
— Едкий, говоришь? Тогда пей и слушай. Началась эта бодяга пять лет назад…
Малец на сундуке безнадежно захныкал.
SPATIUM XI. СТРАДАНИЯ МОЛОДОГО ВОРА, или РАССКАЗ МИХАЛЯ ЛОВЧИКА, ПРОЗВАННОГО ГВОЗДИЛОЙ
Странные гости подсели к ним в таверне «Осел и Роза», в портовой части Бадандена. Михаль Ловчик, Санчес Прочухан и еще двое кузарей — Франтишек Дубарь и Перченый Лис — зашли туда промочить горло перед трудами неправедными. Странники же заявились в таверну, когда воровской квартет не успел пропустить и по первой кружке. Сразу направились к их столу, хотя свободных мест вокруг хватало. Расселись по-хозяйски, махнули тавернеру Ляху Варенику:
— Эй! Бутыль «Чикимальпы»!
Черный малабарский бальзам «Чикимальпа» — пойло редкое, дорогое. По башке бьет веселей кувалды. Похоже ввинчивает, если накуриться трухи от горных сыроежек, растущих в окрестностях Рагнарского ущелья. И похмелья от «Чикимальпы» не бывает. Либо встанешь наутро бодрый и полный сил, либо вообще не встанешь.
Останешься лежать забальзамированный.
От закуски судари странники отказались. Было их трое: один постарше, с аккуратной бородкой цвета черненого серебра, и двое помоложе — румяные, плечистые крепыши. Видать, отец с сыновьями. Сословие? род занятий? — по одежде не разобрать. Наряд добротный, без лишней роскоши; шпаг нет, при поясе — изящные кинжальчики в ножнах. Не местные, это точно. Местные тесаки предпочитают.
Дубарь рогом попереть хотел, набычился и передумал.
Послал к Нижней Маме, для форсу.
— За хороших людей, — поднял кубок сребробородый. — За мастеров хитрого дела.
Выпил и глядит со значением.
Кто за тебя здравицу поднял, того и бык не бодает. Дубарь кивнул, Перченый Лис себе налил; балагур Санчес за словом в кошель не полез, ответ задвинул. Слово за слово, подсели странники ближе. А как бутыль приговорили, так старшой и говорит: знаем, кто вы такие, но нас это нисколько не смущает. Даже наоборот. Хотите, чтоб руки ваши в два раза ловчее да проворнее сделались? Чтоб силы прибавилось?
Прочухан хмурый стал, насупился.
— Волшба? — спрашивает.
— Она, родимая, — хохочет сребробородый.