И как с ней Кош справился?
«Видать, сильно вас по физиономии отоварили, сударь! — ехидно отозвался внутренний подлец-голос. — Сам Кош, судя по его комплекции, в такую зверюгу превращается, что медведь от страха поседеет!»
— Укусила, зар-р-раза!
Малой еще разок пнул сестру и принялся зализывать рану на предплечье — точь-в-точь как днем Агнешка.
— Давайте перевяжу.
Барон сунулся в саквояж — в поисках прокипяченных бинтов, которые Любек обычно выдавал господину в немереном количестве.
— Скажите, Кош… А правда, что на хомолюпусах все зарастает, как, простите, на собаках?
— Брехня. На собаках хужей зарастает.
— Так, может, бинтовать не надо? Я о вашей руке.
— Надо. Покусала ведь, стерва!
— Отчего бы вам не сменить облик? Чтоб ускорить процесс заживления? Я, конечно, повязку наложу, но если есть более действенное средство…
— Облик сменить? Обернуться, значит?
Рыжий богатырь глядел на Конрада, растерянно моргая.
— Дык не умею я, — сокрушенно вздохнул он, с унынием разведя лапищами. — И рад бы…
— Не умеете?! — опешил фон Шмуц. — А каким же образом вы сестру одолели?
— Не образом, а веревкой. Агнешка в окно скакнуть намылилась, а я сзади навалился, скрутил и связал. Веревку-то я с собой прихватил. Как чуял: пригодится.
— Вы были в человеческом обличье?!
— Ну да, в человечьем. Как бы я ей иначе лапы вязал? Ничего, я привычный! Не одну сеструху заломать могу, коли припрет. Я и папашу, бывало, ломал, и дядьев…
— Но вы оборотень? Хомолюпус?!
Не прекращая разговора, Конрад деловито приступил к перевязке. Следы от зубов были глубокие, но накладывать швы, к счастью, не требовалось.
— Ага, хомолюпус. Туже бинтуй, не боись! Ежели по родне считать: вовкулака от дедов-прадедов. Только в семье, оно… Не без урода, значит. У тебя, светлость, племяш, у нас — я. С волками жить — волком выть, а у меня с этим делом — беда! Не умею. Я по-другому оборачиваюсь, просто снаружи не видно. То дурак дураком, то умный — аж страсть! Умным интереснее, зато дураком жить проще. Кручусь помаленьку…
«Не врет!» — шестым чувством понял барон. Теперь становилось ясным, отчего рыжий детина морозил глупость за глупостью, а потом вдруг подсказывал такое, до чего обер-квизитор сам вряд ли бы додумался. Дурак-оборотень, значит?!
— А сейчас вы как? Умный — или?..
— Или дурень?
Кош призадумался, взлохматил шевелюру здоровой рукой.
— Не знаю! — объявил он и подмигнул барону с подозрительной веселостью. — Вот ты сейчас какой, светлость: умный или глупый?
— Я? Да кто ж вам такое сам про себя скажет, Кош?!
— А я, значит, отвечай? Умный ты, светлость, а дурной, вроде нашего…