— Ты? — удивился Саня. — Ты откуда?
— Я от Магистра, — по-деловому, как бы пресекая долгие расспросы, пояснил Илюхин. — Мы сейчас на Везувии, собираем наших по всей стране. Но ты пока к нам не ходи. Ты нам пока нужен здесь.
— Нужен? — вяло удивился Саня.
— О чем базар? Ты — молоток, круто устроился, я гляжу. Твой этот чего перед едой употребляет?
— Молоко, — с все меньшим энтузиазмом отвечал Саня.
— Понято. Завтра будет тебе настойка белладонны. Чего таращишься? Пришло время индивидуального террора, вчера Магистр говорил, вот тебя, жаль, не было. Встречи у нас как обычно, в полночь у Гнилого дуба, что на Сучьем болоте. Это вне городской черты, стража не суется, знаешь, наверное?
— Не знаю я Сучьего болота, — решительно ответил Саня голосом, каким обычно прерывают беседы
Алексей не сразу понял:
— Ну, ты даешь, брат. Ты тогда сам выйди пораньше, людей поспрошай… Там ровно в полночь надо, порядок, дисциплина, сам понимаешь… Магистр позавчера…
— Вот какое дело… — косясь на кимвров и понижая голос, проговорил Саня, хотя еще ни одному государственному заговору не помешало обсуждение его подробностей на самой людной улице. Прохожие не вслушиваются в разговоры, прохожие испокон веку спешат по делам. — Тут дело такое, Леш… Я в полночь-то завтра не смогу, наверное…
— А чего такое? — удивился Илюхин, поправляя лезущий в глаза цветастый платок.
— Да работаю я… — поморщился Саня. — И вообще…
— По ночам работаешь? Сань, ты чего? Мотай ты с этой работы, пока не поздно. Чего ты там делаешь-то?
— Да я по персоналу, — пожал плечами Саня, — тренинги, инструктаж… — В общем-то, по расписанию, заведенному в резиденции Феодора, в полночь происходило кормление сторожевых псов, но рассказывать подробности Саня счел лишним.
— Попроси кого-нибудь подменить! — настаивал Алексей Илюхин. — Скажи, что день рождения. Нет, это хорошо, что ты вписался в ихнюю инфраструктуру, но Магистр, например, говорит, что покорность пролетария развращает эксплуататора…
— Да он много чего говорит… — отважился заметить Саня.
Илюхин зловеще замолк, и этим воспользовалась молодая крестьянка, обозвавшая его «бабушкой» и пожелавшая узнать ближайшее будущее. Посланец Белого Магистра изрисовал ей обе ладони углем, не переставая коситься на Саню, отошедшего к носилкам в очевидной надежде, что сейчас выйдет дядя Феодор, и они уедут. Но нет. Илюхин успел нагадать девушке венерическое заболевание в течение двух-трех месяцев и отпустить, громко плачущую, восвояси, после чего, неспешно метя подолом уличную пыль, приблизился к товарищу по молодежной экстремистской группировке.