А я…
Нет, я не благородна и не отважна. Я была достаточно взросла и недостаточно романтична, чтобы усвоить циничную аксиому: страх — это просто разновидность чувства самосохранения. Нет ничего стыдного в том, что я боюсь. И если бы острота моей реальности не была притуплена изрядным количеством выпитого спиртного, я бы, честное слово, осталась на безопасной набережной, под пальмами.
Но удаляющаяся спина Настасьи, прямая, как гитарная струна, и скрючившийся силуэт несчастной Оли, которая семенила рядом и боялась отстать от своей спасительницы хоть на шаг… Все это было выше моих сил.
И я крикнула:
— Подождите!
* * *
Ольга ориентировалась в крошечном курортном городке, как волчица в родном лесу. И откуда только у нее силы взялись — мы с Настасьей едва за нею поспевали. Она уверенно вела нас мимо праздной роскоши отелей, похожих на гигантские выброшенные на берег корабли, мимо галдящих на всех возможных языках ресторанов, мимо приветливо распахнутых сувенирных лавчонок. Мы шли в самое сердце города, в малолюдные трущобы, которые не представляли никакого интереса для туристов. С каждым пройденным метром нам попадалось все меньше публичных заведений, все меньше уличных фонарей. Мне было не по себе, и я старалась держаться поближе к Настасье. Я" знала, что она чувствует то же самое — она крепко держала меня за руку, и ладонь ее была влажной от пота.
Вскоре море осталось далеко позади.
— Далеко еще? — занервничала я.
— Почти пришли, — успокоила меня Оля, озираясь по сторонам, — я почти не бывала на улице, так что мне надо сориентироваться. Чертовы турецкие домишки похожи один на другой.
Она была права — по обеим сторонам темной улочки тесно толпились архитектурные близнецы, двухэтажные домики, словно срисованные один с другого.
— Нас не выпускали на улицу, — с нервным смешком объяснила Оля, — только позволяли гулять во внутреннем дворике. Но я все равно на всю жизнь запомнила это место. ..
Около сорока минут мы петляли по узким переулкам, пока Оля наконец не остановилась возле неаккуратного белого дома, с ветхих стен которого темными струпьями отваливалась штукатурка.
— Это здесь.
— Ты уверена? — на всякий случай спросила я, чтобы потянуть время. Дом выглядел зловеще, окна были темными и плотно занавешенными. Только на втором этаже в крошечном надчердачном оконце теплился розовый тусклый фонарь.
— Абсолютно, — кивнула она, — а теперь идите. Мы и так слишком долго добирались, возможно, уже поздно.
— Что значит «идите»? — встрепенулась Настасья. — А ты?
— Мне нельзя там появляться, — развела тощими синюшными руками Оля, — а то они сразу поймут, что вы со мной заодно. Это опасно. Я подожду вас здесь.