Меч, магия и челюсти (Поштаков) - страница 2

Маг Горо так и остался невеждой, несмотря на долгие годы учебы у старого колдуна Дзенги, который перед смертью оставил ему великую магическую книгу, написанную на древнешумерском языке. Проблема в том, что ученик хуже всего владел именно грамотой.

Конечно, кое-каким текстам он выучился, но ремеслом мага надо владеть только в совершенстве, иначе сами знаете... Бывало, что после опытов от превращаемых объектов оставалась лишь горстка пепла для удобрения огорода. Горо искренне старался наверстать упущенное самообразованием, вычитывая из книги знакомые слова и сопоставляя их в подходящей, как ему казалось, последовательности. Обычно дело заканчивалось компактным взрывом, и маг отращивал новые брови.

Чаще всего он экспериментировал за специально отведённым для работы столиком, как учил его мудрый Дзенга. Хуже всего дело обстояло с попытками получить нечто съедобное. Вместо хлеба на блюде появлялось какое-то месиво желтоватого цвета с запахом гари, вместо брынзы — нечто похожее на кусок свалянной бараньей шерсти, вместо свежего мяса — груда дроблёных костей сомнительного происхождения с явными останками будки и цепи.

Всякий раз после серии неудачных попыток маг впадал в отчаяние и уходил в запой, благо самогон у него неизменно получался лучшим на селе. Местные крестьяне в такие дни подбрасывали ему что-нибудь из съестного, им хотелось, чтобы в селе числился свой маг, так, на всякий случай, несмотря на его полную бесполезность... Кстати, само поселение носило оригинальное название Пошёлвон.


Молодой рыцарь Барди мечтал о славе, большом коне и романтической любви. Но вместо этих вполне реальных земных благ ему досталось совсем другое: старая лошадь, переболевшая жеребячьим рахитом, страдавшая по осени приступами затяжного ржания, а жители деревень, которым Барди искренне предлагал защиту, обычно принимали его за юродивого, крестились и просили ступать дальше. И чем настойчивее был Барда, тем настойчивее и дальше посылали его жители. В редких случаях особо жалостливые крестьяне кормили «божьего человека в помятом железе», но и те в конце концов удирали от внезапного демонического кашля лошадки-молчуньи.

Меч Барди ржавел до тех пор, пока намертво не засел в ножнах. Непригодный для фехтования, клинок неразрывно с футляром использовался исключительно как дубина. Учитывая размеры и живучесть местных комаров, орудие приносило пользу. Во всех остальных случаях это был просто элемент одежды, намёк на голубую кровь и способность её владельца к самообороне.

Любовь Барди к королевской дочери Розамунде, разумеется, оставалась невостребованной. Редкий заработок его, проистекавший из функций ночного сторожа-колотушника при козьих фермах до первого мора, уходил на дорогую бумагу, перо и голубые чернила. Сей ценный материал расходовался на пылкие письма, которые, несмотря на вложенное в них красноречие, так и не доходили до сердца Розамунды в связи с тем, что даже сам Барди не мог порою разобраться в собственных каракулях.