Если…
Если схватиться…
…за них… и чуть подтянуться…
Можно вполне удержаться…
Только нужно направлять лодку. И скинуть латы. Вот так.
— А ну, приготовились, ребятишки! Хватайтесь, как подойдем.
Бурное течение, огибающее остров пиратов, подхватило, понесло лодку. Олег Иваныч ворочал кормовым веслом, стараясь хоть как-то выровнять утлое судно. Вот и обрыв. Камни… Нависающие над волнами корни…
— Раз-два!
Прыгнули! И, кажется, зацепились!
Ну, теперь его очередь.
Олег Иваныч бросил весло, поднял вверх руки…
Чертов водоворот закрутил, заболтал лодку, швырнул с размаху о камни, унося обломки в море!
Ударившись головой о борт, Олег Иваныч смог лишь уцепиться покрепче, теряя сознание и полностью отдаваясь на волю стихии.
Трое, выбравшись на утес, с ужасом смотрели, как крепнувший ветер уносил в море обломки…
— Господи! — встав на колени, воскликнула боярыня Софья. — Господи…
А ветер выл, не умолкая, с ревом бились о скалу волны, и ничто не внушало никакой, даже самой малейшей, надежды…
Глава 4
Ревель. Май 1470г.
И капитан был опытный, и все моря проплаваны,
Он силы был недюжинной — дубы валил плечом,
И нам казалось — много нас, мы сильные и храбрые,
И никакая буря нипочем…
Андрей Макаревич, «Песня о капитане»
Софья… Софья, Олексаха, Гришаня…
«Господи Иисусе, сделай так, чтобы они остались живы, сотвори чудо, прошу тебя! Знай, душа моя открыта к тебе, Господи!» — вздохнул Олег Иваныч. И ведь, можно сказать, только все и началось-то у них с Софьей, как… Хоть, конечно, и раньше далеко небезразлична была Олегу новгородская боярыня, а уж теперь-то… Господи!
Закончив молитву, Олег Иваныч подошел за благословеньем к батюшке.
— Слыхали о тебе, господине, — посмотрев на него, улыбнулся священник, отец Феодор. — Поистине, чудесно спасенье твое! Молись, господине, благодарствуй Господу!
— Молюсь, отче, — склонил голову Олег Иваныч. В узких шерстяных рейтузах, в короткой куртке с модными рукавами с разрезами, в длинном, ниспадающем почти до полу плаще — вряд ли кто из старых знакомцев узнал бы в этом европейского вида господине новгородского житьего человека. Впрочем, нет — узнали бы. По глазам, светло-серым, как низкое балтийское небо, по бородке, аккуратно подстриженной, по… Узнали бы… Если осталось кому узнавать…
Вздохнув, Олег Иваныч купил у алтаря три свечки. Куда вот только ставить их, во здравие или за упокой?
Прикинув, решил все-таки поставить во здравие. Мало ли, может, спаслись тогда. За корни-то вроде цепко хватались.
Выйдя из церкви, Олег Иваныч глубоко вдохнул сырой воздух. Только что прошел дождь, булыжники мостовой скользили под башмаками. Хорошими, надежными башмаками, с пряжками, работы мастера Юлиуса Майера, чья мастерская в конце Длинной улицы, что вела от холма Тоомпеа в гавань. Близкое море дышало сыростью, и нельзя сказать, чтоб это было Олегу Иванычу неприятно — не простая это была сырость, вовсе не затхлая, наоборот — свежая, бодрящая, морская, принесенная свободным балтийским ветром.