Каньон делался все уже и уже. Горы Бырранга сдвигались, словно бы пытаясь преградить нам дорогу.
Над головой по-прежнему голубело ясное небо, но тень от склонов покрывала реку, и мы двигались в синих сумерках.
Приблизительно через каждые полчаса Бульчу устраивал отдых. Приметив на крутом берегу куст полярной ивы, он поднимал весло стоймя, что служило сигналом для нас с Лизой. Мы подгребали к соседнему кусту и цеплялись за низко нависшие над водой сучья, чтобы не снесло течением.
Через пять минут, передохнув, возобновляли путешествие.
Во время привалов я устанавливал теодолит и производил астрономические определения долготы и широты.
Старая карта, изданная в 1838 году, никуда не годилась.
Если верить ей, получалось, что мы плывем по суше. Мало того. На карте в этом месте значилась низменность. Мы же двигались узкими горными теснинами. Вокруг громоздились горы Бырранга, подступавшие к Таймырскому озеру гораздо ближе, чем предполагалось до сих пор.
Это означало, что после нашего возвращения картографы будут менять цвета на карте. Вместо зеленого цвета, каким закрашивают равнину, на северный берег озера положат густую коричневую краску, обозначающую горы.
Увлекательно прослеживать течение реки, идти навстречу ей, ища, где же — за каким мыском, поворотом — находятся ее верховья, истоки, начало! Собственно говоря, таково существо почти всякой научно-исследовательской работы. Но мы искали истоки тайны в буквальном значении этого слова.
Пока что река текла строго с севера на юг. Впереди не исключены были, однако, сюрпризы. Река могла вильнуть, сделать прихотливый поворот, увести нас в сторону от гор, далеко на восток или на запад.
Между тем каждый километр давался с большим трудом. Идти на веслах против течения было очень утомительно. Я подумывал о парусе, но ветер в этих горах менялся беспрерывно, как у мыса Горн: то дул прямо в лоб, то вдруг принимался толкать в спину, то, выскочив откуда-то из-за поворота, с силой ударял в борт.
Ночевать пришлось на болоте, где земля ходила ходуном, прогибаясь, как резиновая. Вокруг громоздились крутые обрывистые берега. Эта мочажина, вклинившаяся между скалами, была единственным подходящим местом для привала.
В тот же вечер у костра состоялись «крестины» реки, которая не была нанесена на карту.
Савчук предложил название; Река Времен, так как, поднимаясь к ее верховьям, мы как бы совершали путешествие в минувшие века.
— Название отвечает характеру нашего путешествия, по преимуществу этнографического, — скромно добавил он.
Лиза, однако, обиделась за геологию, которую, по ее словам, представляла.