— прощай навсегда…
***
Курляндия! Золотые россыпи песков в янтаре медовом, стройно взлетающие к небу сосны, рабские спины латышей и литовцев, черные вороны злобно каркают над древними замками крестоносцев. И для всех проходимцев Европы была ты, несчастная Прибалтика, самым вожделенным куском на пиру разбойничьем. Пожалуй, только одни цыгане не претендовали на корону твою. Да и те, наверное, от нее не отказались бы!
Петербург поступал — хитрее не придумать: Курляндию держали при себе, а герцога курляндского морозили в Ярославской ссылке; — вот и придерись, попробуй!
В эти дни, пока де Еон лакомился славой у себя на родине, Елизавета поманила как-то к себе принцессу Гедвигу Бирон:
— Не жужжи, кукла чертова! — сказала со смехом. — Эвон, слыхала небось: принц Конти шапку твоего тятеньки примеривает. И до баб охоч, говорят… Пойдешь за принца?
Горб курляндской принцессы так заострился от злости, что колом торчал из-под дареных — на бедность — платьев.
— Вззззз… — отвечала она, затравленно озираясь. — Мой отец хотя и в ссылке, но корона его не шапка, чтобы любой ее нашивал. Бироны сидели и будут сидеть на Митаве!
Елизавета треснула по морде ее, горбатую:
— Я-то смех смехом, а ты грех грехом… Да появись твой батька снова, так его собаки наши и те по кускам растащат! Мало вами, бесстыжими, крови попито русской? Еще алчете?
К сожалению, эту сцену наблюдал граф Эстергази, и Елизавета одарила дипломата одной из своих великолепных улыбок:
— Извините, посол. Но цари не частные лица. И дела семейные нам приходится на миру вершить…
Лопиталь со своим посольством уже приближался к рубежам России, и настроение императрицы от этого было хорошее. Но едва Лопиталь добрался до Риги и чуть-чуть прикоснулся к русским делам, как сразу же запутался до такой степени, что даже Дуглас не смог ему помочь. И тогда раздался истошный вопль сиятельного дипломата — из Риги в Париж:
— Срочно верните сюда кавалера де Еона! В министерстве Версаля были поражены:
— У него там восемьдесят кавалеров… Куда же еще? Но маркиза Помпадур поддержала Лопиталя.
— Отправьте! — наказала она. — И не спорьте. Я-то уж знаю, что одна голова семги стоит восьмидесяти лягушек…
Король назначил де Еона первым секретарем посольства (это очень высокий пост по тем временам).
— Лопиталь, — говорил Людовик, — будет в Петербурге рассказывать всем про свою ужасную подагру, и все дела предстоит вершить де Еону. А посему он будет моим министром полномочным в России!
Де Еон снова вступал на стезю, с которой бесславно сходил его учитель
— принц Конти; принца теперь заменяли графом Брольи. Снова — право личной переписки с королем, таинственные шифры, и политика та, которая Лопиталю и во сне не приснится. Политика самого короля Франции! Исполнять же ее и существуют такие молодчики, вышколенные и лукавые…