— Тем не менее это убийство, — строго сказал аббат Радульфус.
— Да, убийство.
— Значит, я должен известить замок. Это дело светских властей — ловить убийц. Жаль, — добавил аббат, — что Хью Берингар уехал на север, придется ждать его возвращения. Хотя, без сомнения, Алан Хербард немедленно пошлет за ним и сообщит о том, что произошло. Можем ли мы сделать здесь что-нибудь еще до того, как унесем брата Эльюрика домой?
— Давайте, по крайней мере, внимательно осмотрим все. Одно я готов сказать с определенностью, и вы сами можете убедиться в этом — все случилось после того, как дождь перестал. Когда они оба пришли сюда, почва была мягкой, поглядите, как хорошо видны их следы. А спина и плечи рясы юноши сухие. Может быть, мы теперь повернем его? Нас тут достаточно, мы сможем засвидетельствовать, в каком виде здесь все было.
Они подошли, с должным благоговением подняли остывшее, но еще не совсем окоченевшее тело и уложили его на спину на траве, выпрямив руки и ноги. Ряса Эльюрика спереди потемнела от влаги, впитавшейся с земли, а с левой стороны груди виднелось большое пятно запекшейся крови. Если в момент смерти лицо Эльюрика и носило печать ярости, страха и боли, то теперь оно приобрело выражение покоя, мягкости и юношеской невинности. Только полуоткрытые, словно рассерженные глаза хранили отсвет растревоженной души. Аббат Радульфус наклонился, осторожно закрыл их и стер грязь с бледных щек.
— Ты снял тяжесть с моей души, Кадфаэль. Конечно, ты прав, он не сам лишил себя жизни, ее у него отняли, отняли жестоко и несправедливо, и за это должна последовать расплата. А юноше, который здесь лежит, больше ничего не грозит. Если бы я сумел лучше понять его, может быть, он был бы сейчас жив.
Аббат сложил гладкие молодые руки мертвеца на его окровавленной груди.
— Я спал так крепко, что не слышал, когда перестал дождь, — сказал Кадфаэль. — Кто-нибудь заметил, когда он кончился?
Найалл перед этим подошел чуть ближе к монахам на случай, если от него что-нибудь потребуется.
— Дождь прекратился около полуночи, — сказал он. — Там, в Палли, перед тем как пойти спать, моя сестра открыла дверь, выглянула наружу и сказала, что небо очистилось и, похоже, ночь будет ясной. Но отправляться в путь было слишком поздно, — добавил он, по-своему поняв, почему монахи повернулись и посмотрели на него. Ведь до этого они совершенно не замечали его присутствия. — Моя сестра, ее муж и дети подтвердят, что я провел у них ночь и ушел, когда рассвело. Можно, конечно, сказать, что в семье всегда будут выгораживать своего. Но я назову имена двоих или троих, с кем поздоровался, идя по Форгейту, когда возвращался утром домой. Они подтвердят мои слова.