Выпученные глаза Эмерсона остановились на зачарованном лице сына. Усилием воли он умерил свой гнев и замолчал. Правда, в порядке утешения изо всех сил пнул бедную дверь. Ручеек штукатурки превратился в водопад, и на полу образовался небольшой могильный холмик. Эмерсон глубоко вздохнул, и я с тревогой посмотрела на пуговицы его рубашки: не хватало только провести вечер с иголкой в руках. Но на сей раз обошлось, пуговицы уцелели. Что ж, и на том спасибо.
– Э-э... – заговорил Эмерсон, и речь его отличалась редкой выразительностью, – гм-м... Кхааа! Здравствуй, мой мальчик. Амелия. Приятно провела утро?
– Оставь в покое дежурные любезности! – сурово ответствовала я. – Выкладывай, Эмерсон, пока тебя не разорвало. Только, если можно, литературным языком.
– Нельзя! – заорал мои дорогой супруг. – Как обойтись без доброй порции отборных ругательств, рассказывая об этом мерзавце, об этом олухе царя небесного, об этом... де Моргане!
– Он отказался выдать лицензию на раскопки в Дахшуре?
Эмерсон пнул стул, и тот весело порхнул к противоположной стене. Рамсес проводил стул восторженным взглядом. Из-под кровати высунулась кошачья морда и тут же исчезла.
– Он сам пожелал копать в Дахшуре! Этот посланник ада имел наглость заявить, что я слишком поздно обратился за разрешением.
Я открыла рот, но не успела издать ни звука. Эмерсон прожег меня яростным взглядом:
– Пибоди, если ты опять собираешься сказать, что предупреждала меня, я... я... разнесу кровать в щепки!
– Хорошо, – смиренно согласилась я, – если тебе от этого полегчает, можешь изрубить хоть всю мебель. Но нечего возводить на меня поклеп. Ты прекрасно знаешь, что я никогда, ни единого разочка ничего подобного не говорила!
– Никогда?! – Казалось, Эмерсона сейчас хватит удар.
– Никогда?! – писклявым эхом отозвался Рамсес. – Мамочка, а сегодня утром? А вчера в поезде? И позавчера, когда папа забыл...
– Рамсес! – Эмерсон послал отпрыску укоризненно-нежный взгляд. – Зачем обвинять мамочку в смертных грехах и поносить последними словами? Извинись немедленно.
– Прими мои извинения, мамочка, – безропотно подчинился Рамсес. – Я не хотел тебя обидеть. Кроме того, ты была шовершенно права, когда шказала папе...
– Достаточно, Рамсес, достаточно!.. И прекрати шепелявить!
Последовавшее молчание напоминало затишье после бури, когда листва безвольно повисает в неподвижном воздухе, а природа словно переводит дух. Эмерсон без сил опустился на кровать и вытер вспотевший лоб. Его лицо постепенно приобрело нормальный оттенок, губы дрогнули в улыбке.
– Вы ждали меня к обеду? Очень приятно, мои дорогие. Немедленно идем есть.