— Ага, вот и он! Тот, кто оказался способен бросить даму в глухую полночь одну посреди улицы и удалиться со своими дружками.
Я обернулся — и разом потерял присутствие духа вместе с самой возможностью дышать. Перед мной стояла Анхелика де Алькесар. Не стану повторяться и говорить, как хороша она была. Свет мадридского неба делал ее глаза, насмешливо устремленные на меня, еще синее. Я вам так скажу — они были смертоносно прекрасны.
— Вот бы не подумала, что идальго может так себя вести.
Локоны вдоль щек, просторная юбка из красного муара, короткий лиф с изящным льняным воротником, поблескивающие на груди золотая цепочка и изумрудное распятие. Лицо, обычно матово-бледное, чуть порозовело. Она выглядит сейчас старше, мелькнуло у меня в голове. Почти взрослая женщина.
— Мне очень совестно, что пришлось оставить тебя тогда одну… — начал я. — Но пойми…
Она отмахнулась, как бы говоря: когда это было! Некоторое время рассматривала пейзаж. Потом покосилась на меня:
— Все кончилось хорошо?
Спрошено было легко и будто мимоходом, как о чем-то незначащем.
— Более или менее.
Послышался журчащий смех фрейлин, окружавших королеву и Кеведо. Дон Франсиско наверняка сказал что-нибудь удачное и стяжал заслуженные лавры.
— Этот твой капитан… как его?.. Бахвалатристе… Нахалатристе?.. малоприятный субъект, да? Ты из-за него вечно влипаешь в неприятности, так ведь? Держался бы подальше.
Уязвленный, я выпрямился. Как посмела она произнести эти слова?
— Он — мой друг.
Облокотись о балюстраду, она негромко засмеялась. От нее веяло ароматом меда и роз. Приятный запах, ничего не скажешь, но я предпочел бы другой, как в ту ночь, когда мы целовались. При этом воспоминании мурашки побежали у меня по коже. Запах свежего хлеба.
— Ты бросил меня на улице, — сказала Анхелика.
— Бросил… Чем мне искупить свою вину?
— Сопровождать меня, когда будет нужно.
— Ночью?
— Да.
— И ты снова будешь в мужском платье?
Она взглянула на меня как на слабоумного:
— Не в этом же виде разгуливать мне по ночному Мадриду?
— О проводах и провожатых можешь забыть… — вырвалось у меня.
— Как ты груб! Не забудь — ты у меня в долгу.
Она вновь окинула меня пристальным — да не пристальным, а просто стальным, режущим не хуже клинка, пробирающим до печенок — взглядом. Что ж, мне стесняться было нечего — хорошо промытые волосы, опрятные черные штаны и колет, кинжал сзади на поясе. Быть может, это и дало мне сил выдержать ее взгляд.
— Бессердечный, — повторила она, надувшись как ребенок, которого несправедливо лишили лакомства. — Я вижу, тебе милее общество этого… как его?.. капитана Нахалатристе.