Трое молчаливых людей в масках, невозмутимых и равнодушных, неспешно позвякивали своим инструментарием.
– Как обычно, Георг? – вдруг нарушил тишину один из них.
– Нет, начнём с классики, – высоким, каким-то немужским голосом отозвалась другая маска. – Пожалуйста, Клаус, друг мой, набор номер восемь, от одной восьмой до одной шестьдесят четвёртой.
– У объекта скверные пальцы, может не пойти сразу...
– На одной восьмой у кого угодно пойдёт, – заметил Георг.
Вновь позвякивание.
Страх тёк в моих венах, растекался по телу, проникая в каждую клеточку. Что поделать, я, видать, мутант в недостаточной степени. Боли нельзя не бояться. Это безусловный инстинкт выживания. Её нельзя не чувствовать – но можно преодолеть, желая себе ещё большей боли.
Говорят, что можно преодолеть.
Интересно, проверяли ли они на себе эту методику.
– Одну шестьдесят четвертую, Ханс, держатель. Клаус, дезинфекция.
Пшиканье. Холодное облако окутывает пальцы. Вновь по-звякиванье. Мягкое пожатие.
– Обойма. Микрометр. Спасибо, Ханс. Начинаем. Ушные фильтры на счёт три. Один... два... три!
Пришла боль, и мир распался на части. В такие моменты очень пригодилось бы умение терять сознание по собственному желанию.
Крик ударился о потолок, рухнул обратно.
– Три миллиметра, Георг.
– Прекрасно. Ещё одну на шестьдесят четыре, Клаус. Лёгкие выбрасывают только что с неимоверным усилием втянутый воздух.
– Четыре миллиметра.
– Одна тридцать вторая, Клаус.
– Перебой. Ещё перебой. Сердце...
– Стимулятор, три кубика.
– Вторая на двух миллиметрах.
– Задержись.
Тьма. И я кидаюсь в неё, понимая, что там – спасение.
* * *
– Фатеев!
Та же комната. Я в той же позе. Тот же оберфюрер. Трое в масках, держат руки на отлёте, перчатки и комбинезоны испачканы красным. То есть моей кровью, тупо проговариваю я себе.
Странно, но ничего не болит. Правда, рук я вообще не чувствовал. Попробовал пошевелить пальцами – ничего. Мне словно ампутировали кисти.
– Болевая блокада, – заметив мои попытки, пояснил секурист. – Сейчас тебя поставят на ноги.
Я молчал. Им что-то от меня надо. Надо. От меня. От меня. Надо...
Ничего не значащие слова мечутся по сознанию, словно бильярдные шары.
Секурист наклонился, заглянул мне в глаза. Сделал какой-то быстрый жест.
Один из палачей быстро сунулся вперёд с ампулой-самовпрыской.
Окончательно я пришёл в себя, когда меня запихали в машину. Охрана в чёрных комбинезонах, украшенных двойными «молниями» на петлицах.
Бронетранспортёр долго петлял по улицам, потом вырвался из города. Не знаю, сколько продолжалась поездка – может, несколько часов. Я пребывал в полусне; и ещё очень сильно мёрзли руки. Секурист сидел рядом, заботливо поддерживая меня, словно брата.